Василий Лобов - Дом, который сумашедший

— Партийные домовые тайны понять трудно, именно поэтому они и являются тайнами. А скажи-ка, братец Пилат III, ты все еще смотришь на Великую Мечту? Во все свои глаза смотришь?

— Так точно!

— Смотри на нее как можно внимательнее. Сейчас я тебе открою самую-самую страшную и таинственную домовую тайну…

Я стал смотреть на Великую Мечту так внимательно, что от напряжения внимательности у меня на лбу чуть было не прорезался третий глаз. А братец Цезарь X забрался мне в правое ухо и зашептал:

— Это только так официально считается, что левые у нас — левые, а правые у нас — правые. На самом же деле… На самом же деле… левые у нас — правые, а правые у нас — левые. Так как там, где у нас право, на самом деле — лево, а там, где у нас лево, на самом деле — право. Для конспирации, для запутывания врагов, сколько бы у нас их ни было… Так вот, как только Сам Братец Президент воскреснет, он на самом деле воскреснет с единственно истинным, на самом деле — левым доминантным полушарием, неистинное правое навсегда умрет, и у нас уже никогда не будет правых-левых, а только — левые. Точно так же, как не будет правого направления, не будет правой стороны… ног, ушей, половин... Все-все-все будет левым. Среди обновленных левых ты получишь синекуру одного из мыслеводителей…

Я попеременно трепетал то от ужаса, то от восторга, попеременно представляя себе, как стреляю в голову Самого Братца Президента, как на мою голову возлагают двадцатиоднозубую корону.

Похлопав меня ладонью по коленке, вылезший из моего уха братец Цезарь X приказал через микрофон персональному братцу шоферу:

— К ближайшему лифту.

— Братец Цезарь X! — воскликнул я восклицание. — А что мне нужно будет делать после того, как я выстрелю из револьвера в левую, которая на самом деле…

— Тсс… — замахал на меня руками братец Цезарь X, и от этого «тсс» зазвенело в его штанах, хотя он сам штаны не чесал, а уже обнял меня за горло.

— …является не правой, а левой половиной головы Самого Братца Президента, дай ему Сам Братец Президент многих лет жизни…

Братец Цезарь X ослабил объятия, а я добавил:

— Меня, можно не сомневаться, самого лишат всех голов.

— Сам Братец Президент воскреснет, пожмет тебе руку, лично поблагодарит за то, что ты помог ему навсегда избавиться от ненавистного левого полушария. А потом возложит на твою голову двадцатиоднозубую корону.

— Двадцатиоднозубую?

— Конечно. Ведь ты именно о такой короне мечтаешь в Великой Мечте?

Я кивнул «так точно!» и впал в глубокую задумчивость, страстно рассматривая то, что располагалось за окнами летевшего вперед автомобиля.

Время неумолимо перевалило за полночь. Я вошел в будку телефона-автомата, стоявшую возле спецлифта, и набрал номер. Очень долго в трубке слышались только гудки.

— Да, — наконец ответила братец Принцесса.

— Ты спала? Я тебя разбудил?

— Почему ты так долго не звонил?

— Я был занят службой. Ты еще хочешь со мной встретиться, Принцесса?

— Я жду тебя уже пять часов.

— Мне пройти в твои апартаменты?

— Да.

Он повесила трубку. Я вышел из телефонной будки и побежал к спецлифту.

Увидев сразу два показанных мной двадцатизубых ордена, братцы таможенники почтительно пропустили меня в лифт. Дверцы захлопнулись, и кабина поехала вверх.

Вдруг через микрофон экстренного вызова техника в кабину начало просачиваться белое дымное облачко. Лифт остановился. Облачко колыхнулось и материализовалось в маленького горбатого братца в широкополосом не по рангу фраке без пуговиц на фраке и в однозубой короне на огромном лысом месте короны.

— Голос узнаешь? — спросил меня материализовавшийся братец голосом братца Белого Полковника.

— Так точно! — бодро рявкнул я, отступив к стене кабины.

— Направляешься в гости к братцу Принцессе, так, братец Пилат III?

— Так точно!

— Выполнять спецзадание с микромагнитофоном?

— Так точно!

— Отлично.

— Служу Нашему вашему Дому!

— Что-что? Какому это «вашему»?

— Шутка для поднятия боевого настроения! — отрапортовал я.

— Ну-ну. Смотри у меня, шутник… Ну? Так точно!

— Что «так точно»?

— Все так точно! Молчать! Так точно!

— Служить! Так точно! Трепещи! Так точно!

Я было попытался трепетать: сначала от ужаса, потом — от восторга, но у меня не трепеталось, только чуть-чуть подрагивала корона, которая была на моей голове, которая была на мне. Придвинувшись вплотную, однозубый братец ухватился руками за лацканы моего фрака и стал помогать мне трепетать. Наконец я затрепетал, но так и не понял, от чего именно.