Василий Лобов - Дом, который сумашедший

— Братец Мона Лиза!

Он вошла в хранилище, закрыла за собой на бронированный засов бронированную дверь и уселась на мои колени.

Я налил ему в бокал божественного нектара. Он выпила.

— К Железному Бастиону сегодня пойдешь? — спросила он, радостно улыбаясь.

— Конечно.

— Возьми меня с собой.

— Зачем? Я твою долю по дороге не съем.

— Прогуляться хочется.

— Ладно, пойдем.

Тут он обратила мое внимание на лежавшую на столе ради моего самолюбия вражескую конфету.

— Что это?

— Да я и сам как-то не пойму. Вроде бы конфета, но если по-настоящему разобраться, то… язык не поворачивается произнести.

— А что тут написано?

— Ну вот тут написано, я так полагаю, что это конфета, хотя это вовсе не конфета. А тут написано, что изготовлена она в разваливающемся Верху.

Братец Мона Лиза, не зная, что он ест, пожирала взглядом лежавшее на столе. Причем вместе с оберткой.

— Я вот все думаю, — сказала он, — если Верх разваливающийся, то ведь он рано или поздно обязательно должен окончательно развалиться…

— Естественно, — подтвердил я.

— Так ведь, когда он окончательно развалится, нас же всех засыпет обломками. Я боюсь…

— Не засыпет, — успокоил я братца Мону Лизу. — Ты политэкономию когда-нибудь изучала?

— Нет.

— Вот и видно. В политэкономии ясно сказано, что разваливается Верх вверх, а не вниз. На то он и Верх…

Я было хотел прочитать ему краткий курс этого предмета, но братец Мона Лиза спросила:

— А можно мне попробовать это? — спросила меня братец Мона Лиза.

— То, что лежит на столе? Ну если только попробовать… Но никаких гарантий я тебе дать не могу, можешь и отравиться.

Несмотря на мое разрешение только попробовать, братец Мона Лиза быстро развернула и быстро засунула конфету в рот. Всю! Всю, а не кусочек, не краешек!

Я чуть не лопнул от возмущения. Тоже мне, братец! Сидит у меня на коленях, лопает мои вражеские конфеты, а у самого в короне на два зуба меньше, чем в короне, которая на моей голове. И все это только потому, что он несколько от меня физиологически отличается, хотя отличаться вообще ничем не должна, так как все братцы в Нашем Доме равны.

Я подавил в себе возмущение. Ну и пусть! Ну и пусть хоть подавится этим вражеским дерьмом, крикнул я себе, зато за это сегодня вечером я еще раз смогу убедиться, насколько он от меня физиологически отличается.

— Вечером придешь в мой шикарный дворец? — спросил я, но тут вспомнил, что вечером у меня после встречи с братцем Белым Полковником встреча с братцем Принцессой. Ничего, сказал я себе, уж на что на что, а на то, чтобы лишний раз убедиться, насколько он от меня физиологически отличается, минут десять я найду.

— Посмотрим, — уклончиво ответила братец Мона Лиза.

Я спрягал обертку в потайной ящик стола. Потом достал из потайного кармана фрака часы, подаренные мне братцем Принцессой, и щелкнул крышкой. В абсолютной тишине бронированного хранилища, поющей песню вечной радости Железного Бастиона, послышалось заунывное пиликанье.

— А это что? Дай посмотреть. Дай… Тебе дай.

— А что это?

— Не видишь — часы.

— Я спрашиваю: что это скребется в твоих часах?

— Музыка.

— Да ладно… И это ты называешь музыкой? Вот потеха… — Он радостно рассмеялась. Посмеявшись, он спросила: — А на этих часах что-нибудь написано?

Я перевернул часы и посмотрел на перевернутую половину. Там действительно что-то было написано, но я не понял что, так как написано написанное было FIC «изготовлено в Верху», а что-то совсем другое.

— Ну?

— Что ну? Не наши это часы, а что тут написано, я не пойму.

— Раз часы не наши, то и музыка в них тоже не наша, так?

— Так.

— А раз музыка не наша, то это не музыка, вот.

Спорить я, понятное дело, не стал щелкнул крышкой и убрал часы во фрак.

— Идем? — сказала братец Мона Лиза. Еще рано.

— Ну и что, прогуляемся.

Я опечатал хранилище, и мы вышли на улицу.

Денек выдался славный: температура воздуха на пятнадцатом ярусе всегда была огромная жара пятнадцать градусов, а не то, что на моем родном девятом — девять; фонари, как и всегда, горели ярко, и я, чего-то расхрабрившись, расстегнул верхнюю пуговицу фрака.

По тротуару мы шли в полном одиночестве на ярусах ниже четырнадцатого братцы разъезжали в служебное время на персональных автомобилях. Иногда, правда, эти автомобили останавливались, из них выскакивали персональные братцы шоферы и помогали выбраться наружу братцам пятнадцатизубочникам, перед которыми персональные братцы швейцары распахивали двери всевозможных департаментов и магазинов.