Владимир Фирсов: Браконьеры

В жизни каждого человека бывают периоды, когда он готов заложить душу черту. Александр Петрович переживал как раз такое мгновение. Его атеистическая душа уже сжалась в упругий комок, готовясь прыгнуть в лапы к нечистой силе любого ранга, пожелавшей обладать ею в обмен на щуку. Увы, нечистая сила прозевала этот неповторимый момент. Мгновения шли, черт не являлся, и, хотя щука по-прежнему стояла на мелководье, чуть шевеля плавниками, и не сводила немигающих глаз с Александра Петровича, он постепенно начал понимать, что необходимо что-то сделать.

Осторожно, боясь спугнуть рыбу, он скосил глаза в сторону и увидел разложенные для просушки поленья. И, хотя ему вспомнилось, что он клал их гораздо дальше от берега, размышлять над этим было некогда. Он медленно-медленно отвел руку назад, дотянулся концами пальцев до полена и на секунду замер, примериваясь, как бы половчее ударить. Но в этот момент щука беззвучно ушла в глубину.

Ах, какая буря поднялась в душе Александра Петровича! Он в сердцах отшвырнул полено и с кряхтеньем поднялся на ноги, с трудом сдерживая слезы досады. Ему не раз приходилось слышать рыбачьи байки про «вот такую рыбину», и он уже видел себя в неприглядной роли мишени для потока бесчисленных насмешек, потому что чувствовал, что не рассказать про увиденное будет свыше его сил.

И тут он снова заметил зеленое щучье рыло.

Вынести это он не смог. С воплем кинувшись к ближайшему полену, он что было силы запустил его в разбойницу. Та словно того дожидалась — в последний момент ударила хвостом и скрылась. Но через несколько секунд, когда поднятые поленом волны улеглись, она снова высунулась из воды и уставила глазищи на Александра Петровича, нахально положив морду на брошенное им полено.

«Да, не следовало мне спать на солнце», — безразлично подумал Александр Петрович и ненадолго закрыл глаза. Когда он их открыл, щука уже стояла вплотную к берегу, держа в зубастой пасти носовой платок Александра Петровича, уроненный им в воду. Чуть повернувшись набок, она положила платок на берег, подалась немного назад и снова уставилась на Александра Петровича.

Такие неестественные действия рыбы настолько поразили бедного директора фабрики, что он, несмотря на весь свой атеизм, почувствовал в коленях слабость и предпочел присесть на бережок, не ручаясь за свою дальнейшую устойчивость. Рука его автоматически протянулась к платку, услужливо поданному щукой, и он приложил его ко лбу вместе с горстью песка. Холодная струйка потекла по лицу, но ожидаемого облегчения не наступило — проклятое марево по-прежнему маячило перед глазами, а щука все так же таращила свои немигающие глазищи.

— Ну, чего уставилась? — буркнул Александр Петрович, не надеясь, впрочем, на ответ.

Однако ответ последовал немедленно, приведя бедного рыболова в состояние крайнего смятения.

— Вы не очень вежливы, Александр Петрович, — басом сказала щука, разевая зубастую пасть. — Зачем же сразу тыкать? Мы ведь с вами на брудершафт не пили…

Сил у Александра Петровича хватило лишь на то, чтобы подняться на четвереньки. Это положение в тот миг показалось ему наиболее устойчивым. Возможно, так оно и было, потому что его неуверенные попытки оторвать от земли хотя бы одну из четырех точек опоры заметного успеха не имели. Поэтому он предпочел не рисковать и дальнейшую беседу со щукой проводил, не меняя позы.

— Откуда вы меня знаете? — пролепетал Александр Петрович, даже не заметив, что называет щуку на «вы».

— Как же мне не знать вас, — вздохнула щука. — Рыбу-то кто в реке потравил? Разве не вы?

Такой поворот в разговоре очень не понравился директору фабрики, и он попытался вернуть его в прежнее русло.

— При чем тут река? — резонно возразил он. — Вы же здесь, в озере, живете, и, что в реке делается, знать не можете.

— Все, все мы знаем, Александр Петрович, — возразила щука. — Слухом вода полнится. И про рыбу, и про очистные сооружения, которые вы второй год достроить не можете, и про штрафы.

Несмотря на головную боль и проклятое марево, все еще маячившее вокруг, Александр Петрович вдруг осознал всю необычность происходящего разговора. Особенно его поразила великолепная осведомленность щуки в сугубо человеческих делах, тем более в таких специальных, как строительство очистных сооружений. Он как-то сразу осип и начал осторожно, на всякий случай не сводя взгляда со щуки, пятиться на четвереньках от берега.

«Перетрудился я на работе», — с отчаянием думал он, пятясь вверх по склону.