Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

Папа то ли не замечал, то ли успешно делал вид, что не замечает страстной тоски, отчаянно кипящей в моей душе. Видимо, я успешно вымучивала улыбки, хотя зеркальце в пудренице, когда поправляла макияж, отразило гримасу, которой место на лице человека, страдающего желудочными коликами.

Наш дом стоял напротив тех убогих пятиэтажек, что дали право Фролищам называться посёлком городского типа.

Уж лучше б он в пятиэтажке жил, что ли!

Выкрашенный в тёмно-зелёный цвет, обшитый "в ёлочку" узкими досками домишечко вынудил меня издать протяжный глухой рык.

Папа вздрогнул и отскочил.

Я закрыла лицо руками, словно пальцами уминала мышцы в состояние пригодное для показа людям, и пробормотала:

-- Прости, пап...

-- Да ничего, ничего... я подготовил тебе комнату на втором этаже.

-- На чердаке, ты хотел сказать?! -- возмущённо вскипела я.

Папа глубоко вздохнул.

По-моему, он только теперь как-то вдруг, внезапно понял, на что согласился, когда принял предложение мамы "приютить родную дочку до института".

И -- я видела это по глазам -- ему тут же захотелось присоединиться к моему стонущему рыку.

В прошлый раз мы с мамой ночевали на чердаке, где папа хранил сено. Папа ведь козу держал! Одну из тех бесстыжих пегих нахалок, что ужасным блеянием развлекали местных жителей в любое время суток. Что там, наверное, и сейчас держит. Козу.

Год назад это казалось таким романтичным и трогательным -- набитые сеном тюфяки, на удивление мягкие, ароматные... но стоило только представить, что на них теперь спать не две ночи подряд, а триста ночей, и вся романтика улетучивалась, а трогательным становилось положение бедной девочки, непривычной к сельской жизни.

То есть, моё положение. Полное безысходности и тоски.

Я не поднималась по лестнице, а ползла, крепко-накрепко зажмурившись. Папа шумно вздыхал внизу, ведь попросила же его не сопровождать в этой экскурсии, совершено искренне опасаясь, что на двоих там, наверху, места не хватит. Одно дело маленькая девочка и изящная женщина, а взрослая девушка и большой... ну хорошо, не особенно большой, но высокий мужчина -- совсем другое.

Лестница кончилась. Я пошарила руками в воздухе, нащупала стену и осторожно поползла дальше. Нащупала дверь... дверь?!

Открыла глаза. Косой луч света перечёркивал мягкий полумрак, и можно было разглядеть как следует, что изогнутая лестница через два поворота в четыре ступеньки каждый оканчивается прямоугольной, метр на полтора, площадкой, упирающейся в дверь.

Свет проходил в маленькое круглое окошко в торцевой стене. Боковые стены шли перпендикулярно полу до высоты в полтора метра, потом изгибались под углом градусов этак в сорок пять и встречались, видимо, где-то над центром комнаты.

Я нерешительно разглядывала светлую, пахнущую сосной, очень даже современную, словно пять минут назад из магазина, дверь. Вся такая филёнчатая, лакированная. Потрогала пальцами -- гладенькая такая.

Толкнула.

Дверь бесшумно повернулась на петлях, и вместо оставшегося в памяти сеновала передо мной предстала комната подстать двери. Светлая, чистая, с настоящей кроватью напротив входа, двумя окнами, в головах и в ногах кровати. На одной стороне с дверью современный шкаф-купе с зеркалами, на полу мягкий ковёр.

Нет, конечно, значительно хуже, чем дома, но... сойдёт.

Сойдёт.

Я добрела до кровати, рухнула в синтетические ароматы стирального порошка -- как его там? "Баллада"? "Легенда"? "Миф"? -- и разрыдалась.

Вечером я спустилась на первый этаж, к папе. Его, да и меня, вообще-то, тоже, страшно напрягало то, что мы никак не можем нащупать общую тему для разговора. Пыталась заговорить о чём-то я, и он начинал смущённо заикаться и терять нить беседы. Пытался предложить тему он -- и уже через минуту я понимала, что не понимаю, чего он от меня хочет.

Чего он вообще хочет!

-- Надя, а помнишь, когда тебе было семь лет, вы приехали на целое лето, и ты здесь сдружилась с Верочкой Захарченко? -- бодро завёлся папа, улыбчиво радуясь тому, что нашёл, наконец, благодатную тему.

Забыл, что она была первой и единственной, которую мы с ним обсудили очень даже живо в самом начале вечера.

-- Ага. Помню.

-- А потом вы уехали, а Вера три раза пыталась сбежать в Дзержинск, чтобы уехать в Москву.

-- Ага. Ты говорил. Минут сорок назад.

-- Да? Да... кхм...

После внушительной паузы я сделала не помню какую по счёту попытку завязать разговор: