Игорь Вардунас - S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник)

Кладбище оказалось настоящим – каменно-глиняный холм, от подножия и до срезанной вершины уставленный склепами и надгробьями. А вот церковь была симовая, но очень приличной работы.

Людей было мало, и все – не моложе шестидесяти. Остальные были Ярлыки с лопатами, кирками и веревками – Ильза не пожалела денег на настоящий обряд, хотя деструктуризация обошлась бы ей раз в пять дешевле. «Бах! – и настоящий прах», пелось в одной из вещей «Birth Control».

Священником была женщина. Омолаживателями она явно не пользовалась и смотрелась на все свои семьдесят лет, но службу у могилы провела бодро. Она распевала все положенные тексты, а я старался думать о Булате.

Он совсем не изменился. Пожелтел, похудел, но был мало похож на больного. Смерть собралась в глазах и вокруг рта. Мы перезванивались достаточно часто, почти всегда звонил я, и счета были дикие, несмотря на льготные тарифы для тех, кто живет на Поясе дольше пяти лет. Оживился он в последний год лишь однажды – я обмолвился, что с удовольствием взялся бы за садоводство. Тогда Булат принялся рассказывать, как он ездил в наш старый дом и как там все цвело. Но я-то видел записи со спутника. Дом сожгли дикие гасты – еще до того, как их стали впускать лишь после нейроподсадки. Сад задушила модифицированная повилика.

Мы поссорились перед моим отлетом на Пояс. Ему казалось, что я сделал что-то такое, что должен непременно искупить, а я вспылил и наговорил ему глупостей про слепых червей и гниющую науку. Дешевая энергия, суперкомпьютеры, генетический скрининг и отмирание национального государства – всего этого достигли без меня, и я мог перебраться туда, где наука не была огромным супермаркетом, услужливо выдававшим товары. Булат не захотел с этим согласиться, а потом вдруг стало поздно – эту форму не лечили даже сейчас.

На веревках мы опустили очень легкий гроб. Собственно, в экзоскелете я мог опустить его один. Пахло сырой землей и глиной – удивительно, ведь я их различал. Выпущенная веревка упала под ноги с не перестававшей меня удивлять скоростью. Священница договорила полагавшееся по обряду. Присутствовавшие – я не знал никого, кроме Ильзы и Кати, – по очереди пожали нам руки и побрели к стоянке. Все было до ужаса буднично.

– Тебе надо вернуться в дом, – не глядя на меня, сказала Ильза.

– Может быть, не стоит?..

– Стоит, – ответила она, с отвращением снимая черную шляпу. – Он просил.

Неподвижные лопасти огромных ветродвигателей сами по себе впечатляющее зрелище. А когда гигантскими белыми столбами уставлена вся долина до самого горизонта – это еще интереснее. Маленький шаттл на электрической тяге словно пробирался через фантастический лес, из которого великаны рубили себе дома. Но их никто не рубил. Когда дельта-полимеры покончили с энергетическими проблемами, ветряки остались стоять: их даже не снесли. Перерабатывать их не имело смысла.

Между ними паслось несколько сотен овец. Розовая шерсть означала, что они модифицированы для получения инсулина – молоко от них сразу же с рободоек поступало на реакторы. Ярлык на сером пони любовно следил за ними. Я отвернулся.

– Не нравится? – поинтересовалась Ильза.

– Нет, и я знаю, что ты скажешь.

Шаттл трясло, мои зубы лязгали, но «Каркасс» почему-то никак с этим не боролся. Мне с трудом удавалось говорить.

– Они же любят свой труд, любят нас и то, как мы к ним относимся. А ты прекрасно сделал тогда свою работу…

– Мы не можем сменить тему?

Ярлыки действительно это любят. Я хорошо сделал свою работу, а тогдашние политики ловко продавили этот закон. «Хочешь работать в этой стране – стань для нее безопасен…» Таких рабов в истории не было ни у кого. Ни бунтов, ни насилия, ни требований. Контракт отработан – нейроприсадка дезактивируется, и бывший Ярлык, со щеки которого удалена цветовая кодировка (ее-то и прозвали ярлыком), возвращается на родину богатым и здоровым, с надежно имплантированной дозой позитивных воспоминаний… Следующая порция будущих исполнителей, к тому времени подросших и готовых занять его место, добровольно и даже радостно выстраивается перед воротами адаптационных центров Самары, Архангельска, Милана, Женевы, Бристоля, Кельна – нет, уже больше не Кельна… Все совершенно гуманно и практично.

Но она не могла пропустить любимую фразу.

– Нечего воротить нос. Ты и такие, как ты, сделали этих животных. – Ильза не смотрела на меня.

– Ну и что ты от меня хочешь? Чтоб я взялся за пересотворение? Поздно, дорогая. Поздно. Ты будешь меня ненавидеть и тогда, когда я это сделаю.