Сергей Шведов - Возвращение оракула

Петр Васильевич Хлестов уже настолько притерпелся к своей новой роли узника, что даже заговорил человеческим языком. А обратная метаморфоза, случившаяся с ним, после того как сердобольные сотрудники Тайной канцелярии решили накормить его супом, и вовсе вернула ему утерянное было равновесие.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — сказал потрясенный Кравчинский, наблюдая за странным превращением породистой таксы в уважаемого финансиста. — Петр Васильевич, дорогой, как же вы дошли до собачьей жизни? Император Всея Руси— и вдруг такой конфуз.

— Издеваетесь, молодой человек! — огрызнулся Хлестов. — Ну-ну.

Тем не менее рассказ финансиста о незавидной доле призрака в царстве оракула был выслушан с большим вниманием. Нельзя сказать, что Петру Васильевичу сочувствовали, но и осуждать его никто не торопился. Хотя ущерб, нанесенный им государству и частным лицам, выливался в довольно кругленькую сумму.

— Нет уж позвольте, господа, — возразил проштрафившийся финансист, — а кто измерит в цифрах мои физические и моральные страдания?

— В общем, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, — подытожил результат допроса мрачный Кузнецов.

Следователь прокуратуры был абсолютно согласен с частным детективом, хотя ситуация сама по себе не лезла ни в какие ворота. Ну что теперь прикажете делать с этой захваченной в плен таксой?

— Может, домой его отправить? — предложил Кравчинский.

— То есть как это домой?! — возмутился Хлестов. — А кто мне вернет человеческое обличье. Это же подрыв авторитета. Я с людьми работаю. А тут сидит себе человек, и вдруг нате вам — собака. Я к губернатору вхож! У меня связи на самом верху!

— Прямо не знаю, что с вами делать, Петр Васильевич. — Кравчинский покачал головой, украшенной напудренным париком. — Может, вас пока в Тайную канцелярию зачислить? Служебной собакой, а?

— Я на вас жаловаться буду губернатору! — взвился Хлестов. — Что вы себе позволяете, молодой человек?!

— Свидание с губернатором мы вам организовать, пожалуй, сможем… Но вряд ли это облегчит ваше положение.

Хлестов собирался было вновь вспылить, но в последний момент передумал. Он вдруг вспомнил, что его нынешнее положение при всей своей несуразности, вопреки известной поговорке, все-таки лучше губернаторского. А арестовал главу области не кто иной, как этот сидящий перед ним субъект в черном кафтане. А почему арестовал и по какому праву, сейчас уже, пожалуй, бесполезно допытываться.

— Проштрафился наш губернатор, — вздохнул Кравчинский. — Указом государыни Екатерины Алексеевны сослан он будет в Сибирь, на вечное поселение.

— Позвольте! — взвился было Хлестов, но тут же и осел в растерянности. — То есть как в Сибирь?

— Скажите еще спасибо, что на поселение сослан, а не на каторгу.

— Но это же абсурд, — перешел на шепот Хлестов. — Мы же с вами разумные люди и все понимаем. Или влияние оракула распространилось уже и туда?

— Пока нет, но я не исключаю и такого варианта развития событий.

— Василий Валентинович, дорогой, — воззвал финансист к сидевшему здесь же Сухареву, — ну хоть вы заступитесь за Семена Семеновича.

— К сожалению, не могу, — хмуро бросил Сухарев. — Бывший губернатор уже дал признательные показания. В них, между прочим, фигурирует и ваша фамилия, гражданин Хлестов.

— Это что же? — растерянно произнес Петр Васильевич. — И меня в Сибирь упекут?

Если бы решение проблемы зависело только от Сухарева, то он, безусловно, упек бы Хлестова куда подальше. И что, спрашивается, человеку надо? Нахапал денег, и живи в свое удовольствие, так нет, лезут, куда их не просят, хватают, аж за ушами трещит. Мало ему миллионов — миллиард подавай. Ну и что теперь с этой лопоухой таксой делать? Кормить за государственный счет?

Василий Валентинович в последнее время окончательно запутался, какому государству он служит. То есть он, безусловно, служил Отечеству. Однако Сухареву хотелось бы большей ясности в определении конституционных и временных рамок. С главой государства тоже были определенные неясности. Тайная канцелярия подчинялась императрице; сотрудники НКВД кивали головой на потолок, намекая чуть ли не на самого товарища Сталина… Но ведь Василий Валентинович отдал свой голос на выборах совсем за другого человека! Однако Москва молчала. Хотя, возможно, она что-то и говорила по поводу его родной области, лишившейся в одночасье и мэра и губернатора, но до изолированного в зоне отчуждения Сухарева информация не доходила.