Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– Само собой, собралась толпа с факелами и вилами, – смех Эдит на этот раз прозвучал мрачно, – и стала караулить возле того места, где чудовища выходили на улицы. Проникнуть в клоаку можно было двумя путями. Пастор с несколькими помощниками вылили в один лаз чан горящей смолы, а остальные встали возле второго лаза, ожидая, когда чудовища бросятся спасаться бегством.

Я вдруг заметил, что слушаю, затаив дыхание, и поспешно сделал выдох.

– Но этого не случилось, и все наконец разошлись. Пастор рассудил, что вампиры убежали через другие выходы. Разумеется, его подручные с примитивными копьями и топорами не представляли опасности для вампиров, но пастор этого не знал. Пастор ломал голову, пытаясь придумать способ снова выследить чудовищ.

Эдит понизила голос.

– Но задача оказалась нетрудной. Должно быть, он крепко досадил вампирам. Если бы они не опасались дурной славы, то наверняка перебили бы всю толпу. Но они решили иначе: один из вампиров тайно последовал за пастором до самого дома.

В человеческой памяти Карин отчетливо запечатлелась та ночь. Такие моменты не забываются. Ее отец вернулся домой только под утро. Карин ждала его и тревожилась. Он был разъярен неудачей, бушевал и сыпал проклятиями. Карин пыталась успокоить его, но он и слушать ее не желал. И вдруг посреди их маленькой комнаты появился незнакомец.

Карин рассказывает, что он был одет в лохмотья, как нищий, но удивительно хорош собой и говорил на латыни. Благодаря сану отца и собственной любознательности Карин получила прекрасное образование для женщины тех времен и поняла слова незнакомца. Он назвал ее отца болваном и заявил, что теперь он поплатится за нанесенный вампирам ущерб. Пастор бросился вперед, заслоняя дочь…

Я часто думаю об этом моменте. Если бы он не выдал в тот момент, что дорожит своей дочерью больше всего на свете, как изменилась бы история каждого из нас?

На несколько секунд Эдит задумалась, а потом продолжала:

– Вампир улыбнулся и сказал пастору: «Отправляйся в ад и знай: ты возненавидишь свою обожаемую дочь».

Он легко отшвырнул пастора и схватил Карин…

До сих пор она рассказывала увлеченно, и вдруг осеклась, словно опомнилась и посмотрела на меня так, будто наговорила лишнего. А может, просто боялась напугать меня.

– И что же было дальше? – шепотом спросил я.

Когда она вновь заговорила, мне показалось, что она тщательно подбирает слова.

– Он ясно дал пастору понять, что будет с Карин, а потом убил его самого очень медленно, на глазах у Карин, корчившейся от боли и ужаса.

Я сжался. Она сочувственно кивнула.

– Вампир скрылся. Карин понимала, что с нею станет, если кто-нибудь найдет ее в таком состоянии. Все, что осквернило чудовище, должно быть уничтожено. Несмотря на боль, она уползла в погреб и три дня пряталась там в гниющей картошке. Каким-то чудом ей удалось сидеть тихо, и никто ее не нашел.

А потом все было кончено: она поняла, что стала вампиром.

Видимо, я изменился в лице, потому что она вдруг опять осеклась.

– С тобой все хорошо? – спросила она.

– Я в порядке… что же было дальше?

Мой вопрос прозвучал так живо, что она слегка улыбнулась, повернула по коридору обратно и повела меня за собой.

– Тогда пойдем, – позвала она. – Сейчас увидишь.

Она привела меня к двери, за которой, по ее словам, находился кабинет Карин. Возле двери она остановилась.

– Войдите, – послышался голос Карин.

Эдит открыла дверь, и я увидел комнату с окнами от пола до потолка. Почти все стены занимали стеллажи намного выше моего роста, вмещающие больше книг, чем я когда-либо видел, если не считать библиотеки.

Карин, сидевшая за огромным столом, закрыла книгу, заложив ее закладкой. Ее комната напоминала кабинет декана колледжа, только Карин казалась слишком молодой для этой должности.

Теперь, зная, что ей пришлось пережить, я смотрел на нее совсем другими глазами.

– Чем могу помочь? – спросила она с улыбкой, поднимаясь с места.

– Мне хотелось познакомить Бо с нашей историей, – объяснила Эдит. – Точнее, с твоей.

– Извините, что помешали вам, – виновато добавил я.

– Нисколько, – ответила Карин и повернулась к Эдит: – С чего вы собирались начать?

– С Ваггонера, – отозвалась Эдит и развернула меня лицом к двери, в которую мы только что вошли.

Стена, к которой мы повернулись, отличалась от остальных. Вместо книг на ней теснились картины в рамах – десятки картин всевозможных размеров, одни тусклые, другие яркие и красочные. Я быстро обвел их взглядом, пытаясь уловить хоть какую-нибудь логику или объединяющий мотив этой коллекции, но так ничего и не обнаружил.