Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– Ого. А может, стоит… ну, предупредить людей?

Ее лицо стало серьезным и печальным.

– Карин попросит гостей не охотиться поблизости из вежливости к нам, и скорее всего, они исполнят ее просьбу. Но больше мы ничего не сможем сделать по ряду причин, – она вздохнула. – Даже если здесь они охотиться не станут, они откроют охоту где-нибудь в другом месте. Вот так обстоит дело, когда живешь в мире, где есть чудовища.

Я вздрогнул.

– Наконец-то правильная реакция, – пробормотала она. – А я уж думала, у тебя начисто отсутствует инстинкт самосохранения.

Я пропустил это замечание мимо ушей, отвел взгляд и снова оглядел просторный зал.

– Совсем не то, чего ты ожидал, да? – насмешливо осведомилась она.

– Да, – согласился я.

– Ни гробов, ни черепов, сваленных в кучи по углам. По-моему, даже паутины нет… ты, наверное, страшно разочарован.

Иронии я будто не услышал.

– Я не ожидал, что здесь так светло… и просторно.

Посерьезнев, она ответила:

– Это место, где нам незачем прятаться.

Моя песня подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали минорно, а последняя нота повисла в наступившей тишине так печально, что у меня застрял ком в горле.

Я прокашлялся и произнес:

– Спасибо.

Кажется, музыка подействовала и на нее. Долгую минуту она испытующе вглядывалась в мое лицо, потом покачала головой и вздохнула.

– Хочешь посмотреть весь дом? – спросила она.

– А сваленных по углам черепов не будет?

– Извини, придется тебя разочаровать.

– Ну ладно, но имей в виду, особых надежд я уже не питаю.

Мы зашагали вверх по широкой лестнице, держась за руки. Свободной рукой я вел по атласно-гладким перилам. Стены длинного коридора, к которому взбегали ступени, были обшиты деревом того же светлого оттенка, что и дощатые полы.

Эдит указывала на двери, мимо которых мы проходили:

– Комната Ройала и Элинор… Кабинет Карин… Комната Арчи…

Она продолжила бы, но я вдруг остановился как вкопанный в конце коридора, изумленно уставившись на украшение, которое висело на стене над моей головой. При виде выражения, которое появилось у меня на лице, Эдит рассмеялась.

– Да, парадокс, – согласилась она.

– Должно быть, он очень старый, – догадался я. Мне хотелось потрогать старинное потемневшее дерево, но я и без того понимал, что это большая ценность.

Она пожала плечами.

– Примерно тридцатые годы семнадцатого века.

Отвернувшись от креста, я уставился на нее.

– Почему вы повесили его здесь?

– Он принадлежал отцу Карин.

– Он собирал антиквариат?

– Нет. Он сам вырезал этот крест. Когда-то он висел на стене в церкви над кафедрой, с которой он читал проповеди.

Продолжая разглядывать крест, я прикинул в уме: ему уже более трехсот семидесяти лет. Пауза затягивалась, я пытался представить себе этот долгий срок.

– Все хорошо? – спросила Эдит.

– Сколько лет Карин? – тихо спросил я, не сводя глаз с креста.

– Она только что отпраздновала трехсот шестьдесят второй день рождения, – сообщила Эдит и, всматриваясь в мое лицо, продолжала, пока я пытался осмыслить услышанное: – Карин родилась в Лондоне, по ее подсчетам – в сороковых годах семнадцатого века. В то время не записывали точных дат, по крайней мере, простолюдины, но известно, что она появилась на свет незадолго до начала правления Кромвеля.

Это имя вызвало в моей памяти несколько разрозненных фактов, почерпнутых на уроках всемирной истории в прошлом году. Надо было уделять им больше внимания.

– Карин была единственной дочерью пастора англиканской церкви. Ее мать умерла в родах, и воспитанием занимался отец – человек крайне нетерпимый. Когда к власти пришли протестанты, он стал ярым гонителем католиков и приверженцев других религий. Кроме того, он жестко боролся с силами зла и вел непримиримую борьбу с ведьмами, волками-оборотнями и… вампирами.

Странно, но это единственное слово изменило характер всего рассказа, и он окончательно перестал напоминать уроки истории.

– Было сожжено множество ни в чем не повинных людей. Разумеется, тех, за кем он в действительности охотился, было не так-то просто поймать.

Карин делала все возможное, чтобы защитить невинных. Она всегда верила в научные методы и пыталась убедить отца обращаться не к суевериям, а к доказательствам. Но отец запрещал ей вмешиваться в его дела. Он любил ее, а тех, кто защищал чудовищ, зачастую подвергали гонениям вместе с ними.

Отец Карин был упорным… и одержимым человеком. Как ни трудно в это поверить, но он сумел выследить настоящих чудовищ. Карин умоляла его помнить об осторожности, и он отчасти прислушивался к ее словам. Вместо того, чтобы нападать вслепую, он долгое время выслеживал, наблюдал и ждал. И обнаружил логово самых настоящих вампиров, которые прятались в городской клоаке и лишь по ночам выходили на охоту.