Эва Баш - Последняя жертва

– У тебя здесь перспектива лучше.

– Перспектива чего? – Марк сделал глоток и даже закрыл глаза от удовольствия. Оказывается, именно этого ему и не хватало весь день – чего-нибудь поесть, ведь с самого утра он успел перехватить только сырный пончик по пути к месту преступления, так как уличный дёнер-кебаб, в котором он обычно завтракал, был ещё закрыт.

– Отсюда лучше вид на вон ту аптеку, автостоянку и стройку, – Аксель отвернулся к окну и, прикрыв один глаз, примерился, изобразив пальцами рамку.

– Я уж думал, ты хочешь написать что-то вроде «ностальгии по коммунизму», – Марк вытащил из холодильника упаковку нарезанной колбасы и основательно засохший батон.

Аксель поднял вверх указательный палец и рассмеялся. Кухня, на которой они находились, отлично подошла бы для этой темы. Старый кухонный гарнитур, пожелтевший от времени, хлипкий стол, который когда-то раскладывался вдвое и регулярно разбирался на запчасти для выноса в гостиную по особым торжествам и праздникам, газовая плита времён строительства Стены, духовка, которая не использовалась по назначению уже лет десять, и Марк понятия не имел, что за хлам в ней хранится. Из всей обстановки выделялся только новый серебристый холодильник, который пришлось купить в прошлом году взамен прежнего, отслужившего верой и правдой трём поколениям семьи Шнайдеров.

– Значит, ты не против? – спросил Аксель.

– Делай что хочешь, – махнул рукой Марк, вытаскивая пласт салями из упаковки.

– Супер! – воскликнул Аксель и вышел на балкон. Закрыв дверь, он помахал через стекло Марку.

– Да пошёл ты, – добродушно выругался Марк, продолжая уплетать колбасу и запивать её бульоном. Жизненные силы постепенно возвращались к нему.

***

– Куда вы меня везёте? – взволнованно спросила Эмма.

Автомобиль остановился на светофоре, и она выглянула в окно. В этот момент они как раз проезжали мимо коричневой коробки «Берлинской комической оперы». Толпа стояла у входа, не то ожидая начала спектакля, не то уже собираясь расходиться по домам. Эмма посмотрела на дверь. Где-то здесь должна быть ручка, но где? В накалённой обстановке замкнутого пространства лимузина девушка почувствовала, что у неё начинается приступ паники.

Говорят, в экстремальной ситуации мозг лучше концентрируется и легче принимает решения. Неправда. В экстремальной ситуации мозг отключается.

– Всего лишь до станции подземки, – донёсся до неё голос Фейербаха. – Potsdamer Platz вам подойдёт?

– Что? – Эмма не поверила своим ушам.

– Potsdamer Platz , – повторил он, дружелюбно улыбаясь.

– Нет, да, – закивала головой девушка, всё ещё сомневаясь в услышанном, – я поняла. Да, Potsdamer Platz мне подойдёт, – в этот момент лимузин повернул налево, а потом почти сразу направо, и Эмма едва успела схватиться за сидение, чтобы снова не скатиться к Фейербаху.

– Что ж, теперь, когда мы выяснили конечный пункт нашего путешествия и когда вы больше не ищете способов к отступлению, ручка там, слева снизу, кстати, – кивнул он. Эмма украдкой взглянула в указанном направлении и покачала головой, Фейербах говорил правду. – Позвольте рассказать вам, почему же я выбрал вас.

Девушка не стала уточнять «почему» и самое главное «для чего», а лишь внимательно посмотрела в лицо своего собеседника. Впервые за этот вечер она смогла так близко разглядеть его. В тусклом освещении салона мужчина выглядел старше, чем ей показалось на конференции. Взгляд его по-прежнему оставался задумчивым и даже каким-то отстранённым, хотя в уголках глаз и губ пролегли морщинки, выдавая в нём человека, который улыбался чаще, чем хмурился.

– Меня окружают циники, Эмма, – продолжал он тем временем, – люди, которые способны только на то, чтобы думать о деньгах, о выгоде, о чём угодно, тратя драгоценные минуты своей жизни на то, что этого совсем не стоит. Человеческая жизнь так коротка и так… хрупка, – сказал он, едва заметно облизнув губы. – Но им всё равно! – махнул рукой Штефан. – Вы невинное создание, Эмма, с такой чистой и открытой душой… Просто удивительно встретить такого человека, как вы, в это время, в этом городе, в вашей профессии. Я уверен, что у нас ещё будет время поговорить об этом, но сейчас… сейчас я хочу сделать вам предложение, – Фейербах выдержал паузу, и Эмма почувствовала, как её в очередной раз за сегодняшний вечер бросило в жар. Не выдержав взгляда мужчины, она отвернулась к окну. За ним медленно проплывала площадь, усеянная сотнями серых бетонных параллелепипедов – мемориал жертвам Холокоста. Между ними бродили, фотографируясь, туристы и бегали дети.