Теперь Эпонея выглядела впечатлённой до глубины души. Она перевела взгляд в зимнюю ночь Брендама и всмотрелась в краешек моря, что можно было разглядеть из мансарды. Вода была неспокойной, и корабли качались на ней, как скорлупки.
– Значит, я точно не одна из вас, – тяжело вздохнула она. – Я знаю, для вас важнее всего – никогда не покидать остров. Но я не могу себе представить такую жизнь. Здесь я уже точно чужая, а в Харциге или в Ририи все ещё островитянка. На континенте островитянки считаются не слишком-то красивыми… вернее даже…
Заметив её смущение, Валь легонько толкнула её плечом и усмехнулась:
– Давай!
– В общем, мужчины называют ваши лица лошадиными. Прости, – откровенно сообщила Эпонея. Но тут же поспешила добавить:
– Однако ты куда красивее многих островитянок, что я видела. Твоя красота просто немного не такая, как у нас принято. Вы действительно отличаетесь. Но здесь-то ты, должно быть, просто эталон?
– «Благородная кобра Змеиного Зуба», – хмыкнула Валь. Но Эпонея разглядела в её глазах мрачноватый оттенок и тут же спросила:
– Ты обиделась?
– Нет, нет. Просто тебя называют «Диким цветком Змеиного Зуба». Мою подругу, не такую породистую, но более… симпатичную? Её именуют «Дриадой из Лубни». Девушек, которые мужчинам кажутся красивыми, они зовут в честь цветов. А остальных… воспитанных, родовитых, признанных, как я… в честь змей. Я только сейчас это поняла.
– Для вас же это должно быть комплиментом?
– Да, но… есть какая-то неуловимая разница, – задумчиво заключила Валь.
В молчании они перешли к торту-пирамидке. По очереди снимая по колечку, они довели его до дна тарелки, укрытого узорной красной салфеткой. Большие башенные часы Брендама пробили полночь. Услышав их гулкий звон, многие подвыпившие горожане затянули песни. И тут глаза королевы ожидаемо засверкали, как огранённые алмазы.
– Нет, – предвосхищая её предложение, заявила Валь. – Нельзя привлекать к себе внимание.
– Брось, Валь! Все поют! И я тоже упражняюсь время от времени. Миромо разрешил мне! Он сказал, эта мансарда специально отделана так, чтобы шум не долетал до других этажей. А там, внизу, сейчас целое представление! Оркестр, танцовщицы, алкоголь! Ну!
Баронесса кротко вздохнула и пожала плечами. Действительно, даже сквозь закрытое окно досюда доносились отголоски праздничных напевов.
– Тогда пой сама. Я не умею. Но хочу послушать; Адальг говорил, твой голос необыкновенно музыкален.
– Ой, ну это он всегда готов сказать, – раскраснелась Эпонея. Она спрыгнула с подоконника и прошлась по комнате в поисках партитур. А затем отыскала их вместе со всей своей нотной папкой в верхнем ящике комода.
– Так, что ж такое исполнить… «Танго павлинов»! Нет, или… «С любовью, твой рыцарь». Хотя… я вот недавно, когда поняла, что мне предстоит на остров ехать, решила выучить вашу традиционную народную «Песню Дола». Но она… пианиссимо, морендо… словом, не праздничная ни разу.
– Спой, – настойчиво попросила Валь. – Я хочу услышать её.
Эпонея поджала губы и подняла брови, пробегая глазами по тексту. А затем набрала полный живот воздуха и затянула тихим, звенящим, как ручеёк, голосом:
– Что ты ищешь, ветер буйный,
В мрачном море, в толще вод?
Что ты рыщешь, ветер горный,
Далеко от снежных гряд?
Не меня ли ищешь, сизый,
Не за мной пришёл ли вниз?
Не в моё ль вонзишься сердце,
Не меня ль с собой умчишь?
От тебя спастись не чаю,
Я смиренно преклонюсь.
От тебя я, ветер, знаю,
Скорой смерти ждать укус.
Зов не погаснет, зов не утихнет.
Подчиняйся ему, отдавайся ему.
Остров воззвал, на страх твой, на гибель.
Остров нас ждёт, не противься ему.
Там так ясно солнце светит,
Там так тихо ждёт ковыль.
Там наш аспид вечный дремлет,
Там веков осела пыль.
Там нет холода, нет страха;
Ядовитый змей там спит.
Там цветок зимой не чахнет,
Блещет горный малахит.
Ты оставь семью, родной,
Ты пойди за зовом древним,
Ты найди ход под горой,
Ты забудь, кем был, и спевший
Песню ветер будь с тобой.
Зов не погаснет, зов не утихнет.
Подчиняйся ему, отдавайся ему.
Остров воззвал, на страх твой, на гибель.
Остров нас ждёт, не противься ему.
Валь растворялась в её напеве. Она ни за что бы не сказала теперь, что тененске не дозволено даже браться за гимн Долу. Ни одна наученная рендритскими жрицами леди не сумела бы спеть его более достойно и чувственно одновременно. Эпонее был незнаком древний страх стать тем, кого позовёт Великий Аспид из глубин острова, но она знала своё дело. И в её исполнении «Песня Дола» вновь тронула сердце баронессы.
Читать дальше