– Средний Филипп? – удивленно моргнул Жан-Франсуа.
– Батюшка императора Александра, Филипп Четвертый, восседал на Пятисложном троне двадцать лет. Некоторые родители своих спиногрызов нарекают в честь прославленных людей, в надежде, что с именем передастся и слава. Среди инициатов оказалось сразу три Филиппа: самого маленького мы прозвали Мелкий, высокого – Здоровый, а того, что был промеж них, – Средний.
– Остроумно, де Леон.
– Уж поверь, подростки могут измыслить прозвища похуже, и я слышал их все. Из двух десятков инициатов, которых я повстречал за те полгода, лишь двое не обращались со мной как с дерьмом. Тео Пети – здоровяк с песочными волосами, защитивший меня от Аарона в первый день в Сан-Мишоне, да жилистый паренек-оссиец по имени Финчер. На лицо Финч был урод редкостный, да еще глаза у него имели разный цвет: один голубой, другой – зеленый. Меня это не особенно волновало, а вот других ребят заставляло нервничать.
– Отчего же? – спросил Жан-Франсуа.
– Суеверие. В некоторых народах считают, что подобный изъян – метка дивного народца, мол, кто-то у тебя в роду сношался с лесными духами. Но мне Финч нравился. В его жилах текла кровь Воссов, и он был тверд, как гвоздь. А еще он спал, кладя под подушку вилку для мяса. Он даже мылся с ней. Дикий был, точно ведро мокрых кошек.
– Почему именно вилка для мяса?
– Как-то я спросил Финчера об этом. «Бабуля подарила перед смертью, – ответил он, вертя вилку в пальцах. – Чистое серебришко, парень».
Однако даже с Финчем и Тео я не дружил. Они просто не задирали меня, вот и все. Остальные же инициаты избрали путь де Косте: «пейзан», «жоподрал», «котеночек»… Так они меня называли, и Аарон вел себя хуже прочих. То каши в сапоги подложит, то на постель кучу навалит. Я и так всю жизнь не был никем особенным, а тут, оказавшись среди Божьих избранников, и вовсе опустился на самое дно. Сам мой вид говорил о слабости.
Слабокровка.
Жан-Франсуа кивнул:
– Успешным твое начало не назвать, де Леон.
– Домой о таком точно не пишут. Вот я и не писал, совсем, хотя и думал, кто же мой настоящий отец и как они с мамой встретились. Моя сестренка Селин отправляла мне послания каждый месяц, рассказывая, что да как там дома, в Лорсоне. Мелкая чертовка, похоже, отбилась от рук, но я при всем желании не сумел бы этого исправить. Забот и так хватало, вот я и не обращал на нее внимания.
Габриэль покачал головой.
– Сейчас, как подумаю, стыдно становится, но тогда я был молод. Молод и глуп.
– Как такое вообще возможно: Черный Лев, герой Августина, владелец Безумного Клинка и убийца самого Вечного Короля… бесхребетный нюня?
– Некоторые рождаются везучими, холоднокровка. Прочим свою удачу приходится творить самим.
– И однажды ты превзошел ожидания наставников?
– Не сразу. Я неплохо владел клинком, но лишь потому, что папа натаскал меня в фехтовании. В Перчатке мне нравилось. Я обожал изучать гимн клинков, который демонстрировал нам Серорук. Сталь, видишь ли, меня не осуждала. Она была мне матерью. Отцом. Другом. Ни разу в жизни ни одно дело на давалось мне сразу же. Блистать в чем угодно мне помогало одно качество: я был слишком упрямой скотиной, чтобы сразу все бросить.
– Должен признать, де Леон, ты и правда скотина.
– Не люблю проигрывать, холоднокровка.
– Выходит, грех гордыни сослужил тебе добрую службу.
– Вот чего я никогда не понимал: с какой стати на гордыню смотрят как на зло? Упорно трудишься над тем, к чему у тебя нет врожденного таланта? Так тебе, дьявол подери, положено гордиться. Бросишь дело на полпути – ничего и не узнаешь. Только то, что не довел его до конца.
Габриэль покачал головой.
– Это только в сказках все налаживается после волшебного заклинания или поцелуя принца. Только в сказаниях какой-нибудь мелкий байстрюк хватает меч и работает им так, словно был рожден для этого. А что остается остальным? Рвать жопу. Победы мы, может, и не добьемся, но хотя бы посражаемся за нее. Мы выделяемся среди трусов, которые шепчутся в сторонке о том, как оступились сильные, а сами даже не ступили в круг. Победители – это те, кто, проиграв, не успокоился. Хуже, чем прийти последним, это вовсе не начать. Клади ты на проигрыш!
Вампир посмотрел во тьму у него за спиной, в окно, где простиралась империя.
– А мне показалось, что твой вид уже смирился, де Леон.
– Туше.
– Merci .
– Умник херов.
– Значит, прошло полгода, а ты еще не стал полноправным угодником?
Читать дальше