Лара Эдриан - Полночный поцелуй

– Это я… я сама сделала, – хрипло выдохнула Габриэлла. – Никто. Я сама… сама…

– Что? – Держа ее за тонкое запястье, он внимательно осмотрел руку, покрытую крошечными синеватыми шрамами. – Ты сама? Но зачем?

Габриэлла высвободила руку и опустила в воду, словно закрывая перед ним дверь в свое прошлое. Лукан чуть слышно выругался на языке, которым редко пользовался.

– Как часто ты это делала, Габриэлла?

– Не знаю, – пожала плечами женщина, не глядя на него. – Я оставила эту привычку… уже давно.

– Поэтому в раковине на кухне лежал нож?

Она посмотрела на него жалобным, почти затравленным взглядом. Она не хотела, чтобы Лукан затрагивал эту болезненную тему, и он не хотел причинять ей страдания, но желал понять, что могло заставить ее острым лезвием резать собственное тело.

И она делала это регулярно.

Габриэлла нахмурилась, ее взгляд остановился на лопавшихся мыльных пузырьках.

– Послушай, давай сменим тему, – произнесла она, с трудом выдавливая слова. – Я не хочу говорить об этом…

– Может быть, тебе надо об этом поговорить?

– Ну конечно. – Габриэлла натянуто рассмеялась. – Может быть, ты еще заставишь меня написать заявление в полицию на имя детектива Торна? А потом отправишь в психушку, где ради моего же блага из меня сделают овощ?

– Подобное уже было в твоей жизни?

– Люди меня не понимают. Никогда не понимали. Иногда я сама себя не понимаю.

– Чего не понимаешь? Причину, по которой тебе хотелось причинять себе боль?

– Нет… я не хотела причинить себе боль.

– Тогда почему ты это делала? Господи, Габриэлла, у тебя же сотня шрамов.

– Повторяю, я не хотела причинить себе боль. Мне вообще не было больно в такие моменты. – Габриэлла тяжело вздохнула. С минуту она молчала, потом заговорила, заставляя Лукана удивленно смотреть на нее: – Дело не в боли. Вопреки мнениям так называемых специалистов по детской психологии, меня не мучили воспоминания о пережитых травмах, обидах или оскорблениях. Я резала себя, потому что… меня это успокаивало. Вид крови действовал на меня умиротворяюще. Это всегда были маленькие, неглубокие порезы. Когда текла кровь, я переставала чувствовать себя странной, не такой, как все; напротив, мир вокруг меня обретал гармонию и равновесие.

Габриэлла посмотрела ему прямо в глаза, сейчас ее взгляд был открытым и светлым, словно она освободилась от чего-то темного, неприятного, что так долго тяжким бременем лежало на ее сердце. И Лукан понял, что стал свидетелем этого чудесного освобождения. Хотя оно не было абсолютным, недоставало одного-единственного звена – понимания, что она Подруга по Крови.

Она не ведала, что однажды представитель его расы выберет ее как свою вечную возлюбленную и введет в мир, о существовании которого она не имеет ни малейшего представления. Она познает наслаждение, дарованное только парам, связанным кровью.

Лукан почувствовал ненависть к той мужской особи их Рода, которой выпадет честь стать ее возлюбленным.

– Я не сумасшедшая, если именно таковой ты меня теперь считаешь, – сказала Габриэлла.

Лукан медленно покачал головой:

– Я так не считаю.

– Я презираю жалость.

– Я тоже, – ответил Лукан, почувствовав в ее голосе вызов. – И ты, Габриэлла, не заслуживаешь жалости. И тебе не нужны ни врачи, ни лекарства.

Габриэлла ушла в себя, закрылась с той минуты, как он обнаружил шрамы на ее теле, но после этих слов Лукан почувствовал ее колебание – доверие, которое она к нему испытывала, робко возвращалось.

– Ты не принадлежишь этому миру, – сказал Лукан – не из сентиментальности, а лишь констатируя факт – и взял в ладони ее лицо. – Ты слишком необычна для жизни, которую пытаешься вести. Думаю, скоро ты это поймешь. И поверь мне, посмотришь на все иными глазами. Все встанет на свои места, и ты найдешь свою судьбу. Возможно, я помогу тебе в этом.

Лукан приготовился продолжить приятную процедуру омовения, но пристальный взгляд Габриэллы остановил его. Ее мягкая улыбка и нежность, с которой она смотрела на него, заставили сердце болезненно заныть, горло сдавило.

– Что?

Габриэлла качнула головой:

– Я удивлена. Никак не ожидала, что такой крутой коп может так романтично рассуждать о жизни и судьбе.

Напоминание о том, что он представился ей полицейским и таковым остается в ее глазах, отрезвило Лукана.

– А ты не думаешь, что я мешок с дерьмом?

– Нет, я так не думаю.

– Ты мне слишком доверяешь, – стараясь казаться непринужденным, сказал Лукан. – Ты меня не знаешь, Габриэлла. Не знаешь, какой я на самом деле.