Ольга Лазорева - Григорий Грег «Капли крови»

Как любимая моя далеко!
Словно солнце, высоко-высоко.
Только солнце каждый день вижу я.
А любимую увидеть нельзя!
Между нами расстояние – век,
ее образ лишь во тьме сжатых век…
Но под солнцем мы с ней ходим одним,
и на звезды мы все те же глядим…

Должен я уйти, потом – вернуться,
чтоб открыть опять все ту же дверь.
Перейти порог и улыбнуться,
и забыть о тщетности потерь.

И забыть о боли расставанья,
все исправить, вновь шагнув к тебе,
уничтожить вечность расстоянья,
распознав погрешности в судьбе.

И узнать закон: любовь все может!
Пусть она – неслышная мольба.
Превращений путь уже несложен.
Я люблю, а, значит, я – судьба!

Моя награда – твой лучистый взгляд.
Из вечности он смотрит затаенно.
И в небе нежном звездочки горят,
и две зари целуются влюбленно…

Ты отпусти! Я не могу
все это выносить!
Любовь – мучение! Бегу
я прочь. Устал просить
пощады… В замкнутом кругу
мне тесно. Отпусти!

Смотрю я вдаль. Не лгут мои глаза.
Они примет твоей судьбы не видят.
Но обмануть мою любовь нельзя!
Она судьбу читает, как по книге.

Моя любовь все знает наперед.
И все пять чувств одной собой заменит.
И если нужно время повернет,
когда беду нависшую заметит.

Она предвидит в будущем все зло.
И словно щит встает перед тобою.
Любимая, тебе всегда везло,
ведь ты защищена моей любовью.

Запреты! Хуже для любви
нет ничего на этом свете!
Мне запрещают… Кто в ответе
за те безумные бои,
что возникают меж людьми,
чьи души заперты… В запрете
лишь ярость и призыв: люби!

Вот оно, Время – в ладонях.
Кругло блестит циферблат.
Стрелки секунды выводят
выстуком тихим: тик-так.

Меряют, меряют время.
Жизнь, уменьшаясь, течет.
Утяжеляется бремя
возраста: час минул… год…

Стрелки сдвигаются мерно,
ткут из минуток – века,
тянут нить времени верно,
словно спираль из мотка.

Вечная, без остановок
движется, движется нить.
Снова и снова и снова
меряет: сколько мне жить.

Мне нельзя тебя любить… Мне – нельзя!
Если б можно все забыть! Но дразня
душу зовом злой тоски, пламя жжет.
Не унять его, прости! Как ожог
пламя глаз твоих… И я вспыхну вновь…
Жар внутри! Но не сгорает любовь…

Белеет лилия на матовой воде,
расписанной узорчатым ледком.
Твое лицо белеет в темноте…
И в горле от волненья словно ком.
Ты так прекрасна! Но в неверной мгле
ты кажешься мне тонущим цветком…

Как быстро перчатку сняла ты.
Слетела снежинка в ладонь.
Застыла пушинкой крылатой
и стаяла светлой водой.

Так просто и жизнь наша тает
снежинкой в тепле… Только тронь.
И в звездную вечность стекает.
И падает… В чью же ладонь?

Росинка падает с цветка
прозрачною слезой.
Прекрасен мир… Но без тебя
наполнен он тоской.
Все плачет, кажется, скорбя:
росинки, капельки дождя…
Мир без тебя – пустой.

Остановись мой сон! А вдруг ты вещий?
Дай рассмотреть, проникнуться, понять
и ощутить своими эти вещи,
и этот стол, и старую тетрадь.
Края обожжены, желты страницы
и надпись вязью выцветших чернил:
«Любимой Ладе»… Сон мой длится, длится.
Но память словно кто-то зачернил.
Так трудно вспомнить… Будто в прошлом веке
я сжег тетрадь, развеял боль золой.
Стихи… их больше нет на этом свете.
Я превратил их в пепел золотой.
«Любовь -» – зачеркнутая строчка,
«…и через сотни лет!» Мои мечты…
Сон, не кончайся! Так мне будет проще
все вспомнить… Вижу старые листы
тетради неоконченной, сгоревшей…
Ищу, ищу последнюю строку
я на странице странно уцелевшей…
Сажусь за старый стол, к тому окну…
Перепишу зачеркнутое слово.
«Любовь жива и через сотни лет!»
Пусть, завершаясь, повторятся снова
мои стихи… которых больше нет.