Фрол Владимиров - Пепел Клааса

— Вы увидели? — не выдержал мастер, перед мысленным взором которого возникал образ новой гравюры. — Каков был вид его?

— Их было двое, — крестоносец вышел из тени. — Я поднял глаза и сначала заметил всадника справа.

— Человека? — спросил Бегайм.

— Нет. То есть, он был в человеческом обличье, если это можно так назвать.

— Всадник? — уточнил Генрих так, словно знал ответ заранее.

— Да, верно. Всадник, облачённый в саван верхом на тощей кляче с верёвочной сбруей. Голова наполовину сгнила, на месте носа — дыра. У него была седая борода, взъерошенные волосы торчали из-под короны увитой шипящими змеями. Вокруг шеи тоже извивалась жирная гадина. Самый вид его вызывал отвращение, но я почувствовал, что опасность таится в предмете, который мертвец держал в правой руке. Всадник всячески старался обратить моё внимание на него, так и норовил сунуть в лицо. Я знал, что если начну разглядывать его, то погибну навеки.

— Что ж это за предмет? — допытывался мастер.

— Песочные часы, — ответил Генрих вместо брата.

— Так и есть, — подтвердил крестоносец. — Верхняя колба была заполнена песком чуть меньше половины. Вдруг песок стал сыпаться быстрее и быстрее. Я с трудом оторвал взгляд от часов, уставился на дорогу и ещё крепче вцепился в поводья, надеясь на коня, который завёл меня в эту проклятую глушь. Труп хотел было преградить мне путь, но конь оттеснил клячу, даже не коснувшись её.

— Однако тут ты ощутил позади себя кого-то ещё! — подхватил Генрих. — Ты обернулся?

— Нет, я очень хотел, но понимал, что погибну как жена Лотова, ежели обернусь.

— И Вы так и не узнали, как выглядел непрошенный попутчик?

— Я его видел, — объявил Генрих с ноткой торжественности в голосе. — Наши тропы то отдалялись, то приближались, порой я видел Конрада сквозь листву, хотел подать ему знак, но почему-то был уверен, что он меня не увидит и не услышит, даже если я закричу во всю глотку. Когда эти двое приблизились к нему, я был рядом.

— Вот как? — крестоносец посмотрел на брата с изумлением.

— Да. Позади тебя был дьявол!

— Как ты понял, что это именно дьявол?

— Он выглядел так, как обычно изображают нечистого: кабанье рыло, костяной гребень на голове и крылья наподобие тех, что бывают у летучей мыши. Но главное — взгляд.

— Взгляд? — Мастер попытался представить взгляд сатаны. — В его глазах Вы увидели ненависть, злобу?

— О нет, это было бы не столь жутко. Ненависть и злобу я вижу в людских взорах чуть ли не каждый день. Тот взгляд не выражал ничего, даже равнодушия: словно бездонная пустота затаилась в берлоге, готовая броситься из темноты. Так смотрят иногда коты.

— Чем же закончилось сновидение? — поинтересовался после некоторой паузы, Пиркгеймер, которого явно интересовала фабула.

— В этот миг я проснулся. На утро, увидав брата, подумал, что он видел тот же сон.

— И вы не обмолвились ни словом?

— Увы, — ответил Генрих. — Мы находим слова для всего на свете, кроме главного. Витиевато говорим о войне и охоте, о любви и пирах, о книгах и путешествиях, даже о предметах божественных. О последних мы беседуем тем более охотно и пространно, чем меньше соприкасаемся с ними в жизни. Однако стоит хоть краем глаза увидеть, что творится за завесой, отделяющей видимый мир от невидимого, как мы теряем все своё красноречие.

— Вы, безусловно, правы. Однако вернемся к Вашему повествованию, храбрый Конрад, — предложил каноник. — Вы сказали, что видели окончание сна в крепости…, как её…

— Гельмет.

— Да, Гельмет. Также Вы утверждаете, что Вам ве́домо время собственной кончины, не правда ли?

— Знаю, что наступит она совсем скоро, и что обрету я её в сражении.

— Из чего же Вы заключаете сие?

— Мне приснилось, будто я выехал из чащи на пространное поле возле озера. Поле было усеяно телами убитых воинов, наших и русских. Среди них я увидел и себя. Вернее, мёртвое тело, покрытое окровавленным знаменем Ордена. Я знал, что тело принадлежит мне. Затем я заметил мертвеца на кляче. В верхней половине колбы оставалось совсем мало песка.

— Но это не всё, — оживленно подхватил Генрих. — Край поля терялся в тумане, поднимавшемся от озера. Над мглою высилась увенчанная замком гора.

— Каков же сей замок на вид? — доискивался мастер, охочий до деталей.

— Вокруг обеих башен располагалось множество построек, так что твердыня напоминала скорее крошечный город, чем замок. К четырехугольной баше примыкало большое здание, наподобие городской ратуши. Круглую же башню опоясывали не столь значительные постройки, которые, однако, казались более пригодными для обороны, так как окон в них было мало, и располагались они на изрядной высоте. Чтобы попасть в замок, вожделенную цель всего путешествия, нужно было пересечь лежавшее во мгле поле.