Фрол Владимиров - Пепел Клааса

Между пропитанным сентябрьской синевой небосводом и разукрашенной перелесками равниной плыли взбитые облака, отбрасывая серые тени на шершавую поверхность земли. С озера подул влажный ветер, зашелестел камыш. Потянуло терпким запахом воды и разнотравья.

— Ступай, — приказал Хамерштетер. Он взглянул на лагерь, сверкавший металлами, переливавшийся шатрами и боевыми стягами. Командир обозного отряда направился к камышу.

— Стой! — Эст застыл на месте. — Верни яд. Тебе он ни к чему. Да и вещица это не дешёвая.

Абориген с неохотой достал из сумки флакон, протянул Хамерштетеру и скрылся среди высоких стеблей.

Лукас был рад, что вовремя одумался. Он ненавидел Шварца едва ли не больше, чем московитов, а заодно ненавидел и магистра Плеттенберга, и феллинского комтура Руперта, и обоих братьев Пернауэров, и всех тех, кто похищал у него заслуженную славу.

Фенрих Шварц не появился в Гельмете к началу похода, и у Хамерштетера затеплилась надежда. Войско Ордена осадило Изборск, но Шварца с обещанными подкреплениями всё не было. Лукас почувствовал попутный ветер в парусах. Когда же рыцарь собрал всё своё мужество, всю копившуюся годами ревность, и первым прорубил путь на стену Пскова, он был уверен, что фортуна наконец-то обратила к нему свой благосклонный взор. Лукас уступил тогда искушению и обернулся, чтобы увидеть недоуменный взгляд феллинского комтура и Матиаса Пернауэра, начальника пехоты. Без фенриха все они — сущее ничтожество. Эта тройка геройствует, когда видит впереди бешеного Шварца, размахивающего знаменем, но, лишившись поводыря в смерть, Руперт и Пернауэры начинают трусить, точно так же как и сам Лукас Хамерштетер, которого они так презирают. Плеттенберг упрямо штурмовал Псков, но приступ за приступом показывал, что без польского короля предприятие обречено. Александр не пришёл. Настало время действовать. Хамерштетер собрал отряд и захватил двух псковичей. Те рассказали, что в городе находится восемь тысяч всадников и множество пеших. Даже если они и плохо обучены, всё равно с пятью тысячами нельзя было и думать о штурме крепости, в которой засел столь многочисленный гарнизон. Вскоре пришла весть, сделавшая положение армии Плеттенберга отчаянным: к Пскову двигалось московитское войско. Русские явно готовились к войне заранее, ибо воеводы их Данил Щеня и Василий Шуйский не смогли бы так быстро подтянуть полки из Москвы. Магистр приказал отступать, а Руперт вообще советовал возвращаться в Ливонию и отсидеться в замках. Лукас оказался единственным, кто настаивал на продолжении войны несмотря на численный перевес врага. Им овладело предчувствие триумфа, жажда славы изострила ум. Он напомнил магистру о походе фон дер Борха двенадцать лет назад.

— Брат Плеттенберг, — угрюмо убеждал Хамерштетер, — в те времена в распоряжении нашего войска была речная флотилия, но штурм и тогда оказался нелёгким делом. Мы ещё можем одолеть московита в открытом поле. Что их число против пушек? Наша пехота сомнёт их, а рыцари разнесут бедолаг на копытах своих коней. Вспомните сражение на Серице.

— На Серице, — повторил Плеттенберг задумчиво. — Да, на Серице…

Магистр колебался. Если бы ему тоже самое сказал фенрих Шварц, он бы уступил. Но Шварц потерялся. Хамерштетер сделал последнюю попытку, повторив все те очевидные соображения, которые магистр сам без устали внушал и архиепископу Рижскому, и ливонскому дворянству, и прусскому гроссмейстеру, и имперским сословиям.

— Брат Плеттенберг, московит набирает силу с каждым годом, а мы истощаемся. Король Александр предал нас, сословия Ливонии не отважатся на следующий поход, ежели мы сейчас не защитим свои пределы. Прусские братья бессильны, Империя занята внутренними неурядицами, города ганзейские скорее станут искать защиты Ливонии у датчан, чем у нас. Господь дарует последнюю возможность: или мы разгромим московита одним мощным ударом, или же Ливония зачахнет навсегда!

И Вольтер Плеттенберг согласился. Да, он согласился с его, Лукаса, мнением. Впервые за многие годы. Влияние Хамерштетера росло, он уже ощущал увесистое древко орденского знамени в своих ладонях, как вдруг явился Конрад Шварц. Он задержался из-за неприятностей в Эрнестинской Саксонии, а потом просидел в Любеке, ожидая благоприятной погоды. Но самое главное: Шварц не привёл с собою подкрепления, если не считать двух сотен швейцарских пехотинцев. Ни единого рыцаря, ни единого! Охотников воевать не нашлось. Привлекательность Ордена падала стремительно, даже в Вестфалии. Вместо рыцарей фенрих пригнал телеги, груженные аркебузами и порохом. Шварц потратил на пехотинцев и аркебузы все деньги, которые ему выделили из орденской казны. Не просто потратил, а щедро оплатил своему братцу из Нюрнберга и швейцарцев, и огненные снаряды. Тот будто бы показал Конраду книги о новом ведении боя. Итальянцы и швейцарцы придумали такое устроение битвы, при котором меткая нескончаемая стрельба из пушек и аркебуз рассеивает отборное рыцарское войско. Швейцарцы, рассказывал фенрих, даже сумели разгромить конницу Императора и Швабского союза. Ах, что было бы, ежели б не Шварц, а он, Лукас Хамерштетер, столь самовольно обошёлся с орденской казной? Его предали бы суду немедленно. Но Шварцу верили.