Александр Холин - Последыш

– Я не смогла ничем помочь своей двойняшке Мариэль, второй жене Синей Бороды, – резюмировала Шура. – Она принесена в жертву дьяволу самим Жилем Де Рэ и его приспешниками. Поэтому странник во времени из меня никакой.

– О, нет! – перебил её Иннокентий Васильевич. – Всё немного не так. То есть совсем не так! Твоя двойняшка вместе с сестрой вызвали королевских гвардейцев, которые застукали барона на месте преступления. Ни ему, ни его сатрапам не удалось избежать возмездия. В результате энергии света удалось обуздать тьму, а не наоборот, как было прежде.

Если раньше барон сам признавал за собой такую слабость, как противоестественную любовь к детям, то показания телохранителей, участвовавших с ним в дьявольских мистериях, раскрыли подлинное содержание самой мрачной страсти французского героя. По смыслу предыдущих заявлений арестованных с ним участников оргий, а потом и самого Жиля де Рэ было ясно, что дети в результате его садистской «любви» умирали. Но только теперь стало понятно, что преднамеренное мучение маленьких жертв было неотъемлемым, самым важным элементом сексуального удовлетворения маршала. Собственно, сексуальный элемент – содомия с малолетними – был не очень важен для Жиля де Рэ. С очень многими детьми он не осуществлял коитуса [61]и ограничивался онанизмом. Для маршала был важен момент надругательства над телом, уничтожения человеческой жизни варварским способом во время чтения дьявольских тропарей Бафомету, что обычно выполнял колдун Франческо Прелатти, камердинер Силье, Гриар или Корилло.

В ходе следствия выяснилось, что барон Жиль де Рэ «наслаждался пороком», собственноручно отрубая головы детям с помощью кинжала или ножа, или избивая их палкой до смерти. А затем насильник сладострастно целуя мёртвые тела, с вожделением глядел на тех, у кого были прекрасные головки и наиболее привлекательные конечности.

Величайшим удовольствием для этого извращенца было распластать мальчика на жертвеннике, взобраться туда самому и, сидя на животе истязуемого, наблюдать, как уходит человеческая жизнь. На открытом суде барон признался в замученных им восьмистах детей, что при математическом расчёте выходит по одному ребёнку в неделю за пятнадцать лет оргий. А также он публично покаялся и обратился к «отцам и матерям тех, кто был столь прискорбно умерщвлён, молиться на него». Для нашего времени – это оголтелый цинизм, но тогда королевский суд вольного города Нанта под председательством магистра инквизиции Пьера де Лопиталя и епископа Малеструа посчитал, что искреннее покаяние позволяет осуждённому избежать сожжения на костре при применении гарроты, [62]что было для примирившегося с католической церковью гораздо гуманнее. К тому же, после оглашения приговора было предложено «всем честным католикам молиться за осуждённого». Но удушения не представили ещё двум приговорённым к костру – Анри Гриар и Этьен Корилло, как выяснилось, были самыми активными участниками садистских мистерий. Любопытно, что ещё один участник жертвоприношений дьяволу – колдун Франческо Прелати – был отпущен герцогом Анжуйским на свободу. Правда, с публичным отречением от колдовства и покаянием, но вина чернокнижника намного превышает вину всех участников мистерий вместе взятых. Однако он выскользнул из лап инквизиции и растворился в народе как дым, как утренний туман.

А сейчас ты не должна расслабляться потому, что кольца времени ждут нас и тебе необходимо будет посетить ещё одну двойняшку.

Шура не удержалась и вставила шпильку:

– Только одну?

– Конечно, нет, – успокоил девушку Иннокентий Васильевич. – Двойников у каждого человека неисчислимое количество, я уже упоминал как-то об этом. Но даму, о которой я говорю, нужно навестить в первую очередь. А заодно ознакомишься с настоящей русской историей семнадцатого века. Для этого нужно маленькую стрелку на часах поставить на цифру двенадцать, а большую перевести на семнадцать минут вперёд. То же самое надо сделать на зеркальном циферблате, только в зеркальном варианте. То есть маленькую стрелку на восемнадцать, а большую на сорок три минуты…

– Подожди, подожди, – перебила Шура. – Ты говоришь, что я узнаю не переписанную историю? А какая же нам преподаётся в школах?

Иннокентий Васильевич делано вздохнул и махнул рукой:

– Сама увидишь. Зачем пересказывать то, что уже давно известно? Семнадцатый век принёс нашей стране неизгладимый урон сознания именно в то время, когда пресловутый патриарх Никон принялся по своему неразумному хотению коверкать Слово Божие, которое привёз на Русь апостол Андрей Первозванный.