Рик Янси - Кровавый остров

– В самом деле, Уилл Генри? А чего тебе надо от чудовища? – спросил он. – Размера? Магнификум был размером с Сокотру и мог бы вырасти огромным, как весь мир. Ненасытного аппетита к человеческой плоти? Ты из первых рук узнал, до чего это зверский голод. Причудливая наружность? Назови-ка мне что-нибудь – что угодно! – более причудливое, чем то, что мы видели на этом острове. Нет уж, магнификум достоин своего имени – дракон по своей сути, пусть внешне он и не похож на то, как мы его себе представляли. И, – он похлопал по чемоданчику, в который он аккуратно уложил остававшиеся пробы крови младенца, – в моих силах его убить.

Он встал и сделал несколько шагов к кромке воды, и человек в зеркальной поверхности устремил взгляд наверх – в глаза монстролога.

– Оно почти меня прикончило, – задумчиво сказал он. Меня это поразило, ибо показалось в высшей степени странной репликой с учетом того, что обращена она была к выздоравливавшему от его ужасного укуса. Я не понял, что он имеет в виду совершенно другого монстра.

– Мое тщеславие несло меня ввысь, как Икара – крылья, – проговорил он. – И когда истина о магнификуме спалила их, я упал. Я пал очень глубоко. И падал не один.

Он обернулся ко мне.

– Когда на тебя напали и я потерял тебя в рукопашной, это… это что-то во мне сломало. Словно меня грубо пробудили от глубокого сна. Короче говоря… – он шумно прочистил горло и отвел взгляд. – Это заставило меня вспомнить, почему я вообще стал монстрологом.

– А почему? – спросил я.

– А как ты думаешь? – запальчиво огрызнулся он. – Чтобы спасти мир, конечно. А потом в какой-то момент, как у всякого самозваного спасителя, это превратилось в спасение меня самого. И ни одна, ни другая цель не достижима. Я не могу спасти мир, и я уже не слишком забочусь о спасении себя самого… но очень и очень забочусь о…

Он вернулся и сел рядом со мной. Я увидел что-то в его руке. То была фотография Лили.

– А теперь я обязан спросить тебя насчет этого, – сказал доктор. Голос его был мрачен.

– Да так, ничего, – ответил я, потянувшись за фотографией. Он держал ее так, чтобы я совсем чуточку не мог дотянуться.

– Nullité? – уточнил он. – Ничего?

– Да. Это… Она мне ее дала…

– Кто тебе ее дал? Когда?

– Лили Бейтс. Внучатая племянница доктора фон Хельрунга. Перед моим отъездом в Лондон.

– И зачем она тебе ее дала?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Она сказала, это мне принесет удачу.

– Ах вот как. Удачу. В таком случае ты знаешь, зачем она тебе ее дала.

– Она мне не очень-то нравится.

– О нет. Конечно же, нет.

– Могу я теперь забрать ее обратно?

– Ты имеешь в виду «Можно ли мне теперь забрать ее обратно».

– Можно?

– Ты что, влюбился, Уилл Генри?

– Это глупо.

– Что именно? Любовь или мой вопрос?

– Не знаю.

– Не знаешь? Ты уже один раз испробовал этот прием. С чего это ты взял, что теперь он сработает лучше?

– Я в нее не влюбился. Она меня бесит.

– Ты только что подтвердил то самое, что отрицал.

Уортроп с любопытством уставился на лицо Лили на фотографии: натуралист, наткнувшийся на странный новый вид живых существ.

– Ну, наверное, она хорошенькая, – сказал он. – И ты взрослеешь, а от некоторых заболеваний лекарства нет и быть не может.

Доктор вернул мне фотографию.

– Как-то я сказал тебе: никогда не влюбляйся. Ду-маешь, то был мудрый совет – или эгоистичная манипуляция?

– Я не знаю.

Он кивнул.

– И я тоже.

Кернс возвратился в сумерках со свежим уловом верблюжьих пауков и явно нарывался на ссору. По своим меркам он был просто-таки угрюм.

– Уложил сегодня только троих, – сообщил он. – Это не охота; это тир какой-то.

– Только они не мишени, и мы на них не охотимся, – отозвался доктор. – Мы кладем конец их мучениям и предотвращаем распространение смертельного недуга.

– Ох, вечно вы из кожи вон лезете, чтоб проявить свое хреново благородство. – Кернс перевел взгляд на меня. – Ты выздоровел?

– По-видимому, – ответил за меня Уортроп. Он не давал Кернсу особо со мной общаться, словно боялся, что тот заразит меня чем-нибудь похуже звездной гнили.

– Тогда почему бы нам не воспользоваться тем, что у вас есть, и вылечить их, а не резать как коров?

– Люди – не коровы, – отрезал доктор, повторяя фон Хельрунга. – У меня только два флакона сыворотки. И их необходимо сохранить, чтобы воспроизвести противоядие.

– Вы же осознаете свои двойные стандарты, Пеллинор. Когда дело дошло до вашего ассистента, вы не переживали о сохранности противоядия.