Василий Гавриленко - Бремя Мертвых

Бывший монах поерзал на месте, не в силах совладать с растущей в душе тревогой.

Как жить-то дальше?

Прежний Андрей сходу ответил бы самому себе на этот вопрос: «Богу виднее», и успокоился бы, и смирился. Новый Андрей не мог ни смириться, ни успокоиться, сколько бы не уверял себя в божественном провидении.

Развести бы костерок, вскипятить воды, вкинуть пару листов сухого зверобоя, да напиться чаю. Но: упыри заметят дым, приползут. Да и воды осталось — кот наплакал. А есть-то как хочется…

Отец Андрей вспомнил трапезную в монастыре, да монастырский холодец из молодой козлятинки с лаврушкой да чесночком, да горячую, дымящуюся картошку в мундире. В животе у него глухо заурчало.

— Отец Андрей.

— Да, Володя?

— Скоро рассветет?

— Скоро, Володя. Еще полязгаем зубами немного, а там солнце начнет шпарить.

Парнишка закашлялся. Его лицо стало из бледного немного желтоватым, под глазами — темные тени.

— Отец Андрей, у меня в рюкзаке…, - слабым голосом проговорил Володя, — Вы посмотрите, отец Андрей. Еще одна банка. Вы съешьте ее… Отец Андрей.

Бывший монах поднялся, быстро проверил рюкзак напарника. Пустые пластиковые бутылки из-под воды, две пачки патронов, нож, немного листьев зверобоя, котелок — больше ничего.

— Нашли, отец Андрей?

Мужчина пристально посмотрел на парнишку. В лихорадочно расширенных глазах Володи сидели боль, страх и желание загладить вину. Лжи там не было и в помине.

— Нашел, Володя. Спасибо тебе.

Володя улыбнулся и прикрыл глаза, прошептав едва слышно:

— Кушайте, отец Андрей.

Ребенок снова закричал, и Лена поспешила взять его на руки. Вскочила, принялась ходить по трескучему полу, покачивая младенца. Она спела бы колыбельную, но, как назло, кроме песен с танцпола клуба «Саншайн» ничего в голову не приходило.

— О, Боже, какой мужчина, я так хочу от тебя сына…

Младенец закричал сильнее.

Димка, пытающийся снять кабель с ноги, взглянул на Лену, ухмыльнулся.

— Классная колыбельная.

— Тебя не спрашивают, — огрызнулась Лена. — Иди лучше проверь зомби.

Мальчишка шмыгнул носом, отложил в сторону плоскогубцы. Осторожно отодвинув край занавески, выглянул во двор сквозь зарешеченное окно. Старушка-зомби все также стояла у смородинового куста, едва заметно покачиваясь. За забором, в отдалении, маячил еще один мертвяк, кажется, мужчина.

— Ну?

Димка отпустил занавеску.

— Все те же. Две штуки. Других не видно.

Лена положила успокоившегося младенца в импровизированную люльку из старой одежды. Все эти платки, кофты и штаны-трико раньше принадлежали той старушке, что бездумно покачивается во дворе, дожидаясь человеческой плоти.

— Ну-ка, дай попробую.

Лена отобрала у Димки плоскогубцы и, вцепившись в сделанный Егором узел из кабеля на ноге мальчика, надавила.

— Давай же, — процедила сквозь зубы, напрягая последние силы. Плоскогубцы соскользнули, кабель еще глубже впился в красную кожу. Димка скривился от боли.

Лена размахнулась, чтобы швырнуть плоскогубцы на пол, но в последний момент сдержалась, с опаской взглянула на спящего младенца.

— Здесь мужик нужен, — со слезой в голосе проговорила она. — Понимаешь?

Димка кивнул, искоса взглянув на девушку.

— Ни фига ты не понимаешь, — вздохнула Лена.

Ей хотелось плакать, хотелось выскочить из этого ужасного дома и бежать, бежать, бежать без оглядки. Не останавливаться, бежать куда угодно — лишь бы подальше отсюда.

Вот и этот мальчик. Этот Димка. Мало ей было свалившегося на голову младенца, так еще и этот сопляк. Ведь если ему не снять с ноги кабель, нога опухнет, он не сможет идти. Что тогда? Тащить его на себе? Или … Или убить?

— Лена.

— А?

— Посмотри, что я нашел.

Димка держал в руках небольшую острую кирку с деревянной ручкой.

— В коридоре за веником стояла, — радостно сообщил он.

Лена пожала плечами:

— Она не поможет снять кабель с твоей ноги.

— Зато она поможет мочить их, — Димка кивнул на занавеску, на которой уже успело отпечататься пятно луны.

— Ага, поможет, — злым голосом отозвалась Лена. — Давай уже, ложись спать, истребитель зомби.

Димка опустил голову.

Лена свернулась калачиком на тряпье рядом с младенцем.

— Как же есть хочется.

— Да, — отозвался Димка и едва удержался, чтобы не заплакать.

Ребенок заворочался, засучил ручками-ножками и издал громкий, неприятный крик.