Клайв Баркер - Баркер К. Имаджика - Примирение. Гл. 37-62

Она не решалась подойти к нему, чтобы ненароком не помешать его размышлениям, но примерно через полминуты он сам посмотрел в ее сторону, и хотя лицо его было освещено лишь светом звезд да угасающими язычками пламени, которые лизали края дыры в стене дома, его улыбка показалась ей такой же приветливой и лучезарной, как и в прежние времена. Однако, сойдя с крыльца и приблизившись, она заметила, какой измученный у него вид и какую боль причиняют ему раны.

— Опять неудача, — сказал он.

— Имаджика едина, — ответила она. — Какая же это неудача?

Он отвел глаза и посмотрел в беспокойно трепещущую темноту.

— Призраки по-прежнему здесь, — сказал он. — Я поклялся, что освобожу их, и не сумел. А ведь из-за этого я и отправился с Паем в путешествие — чтобы помочь Тэйлору найти выход…

— Может быть, его вообще нет, — раздался голос у них за спиной.

Клем вышел на крыльцо, но говорил не он, а Тэйлор.

— Я обещал тебе найти ответ, — сказал Миляга.

— Что ж, один ответ ты уже нашел. Имаджика — это круг, и вырваться из него невозможно. Мы так и будем двигаться по нему, раз за разом. Это не так уж плохо, Миляга. Что есть, то и есть, и этого достаточно.

Миляга снял руку с плеча Понедельника и отвернулся — от дерева, от Юдит, от ангелов на крыльце. Ковыляя на середину улицы, низко склонив голову, он ответил Тэю, но так тихо, что никто, кроме ангелов, не мог его услышать.

— Этого недостаточно, — сказал он.

Для оставшихся в живых обитателей двадцать восьмого дома по Гамут-стрит первые дни, которые последовали за летним солнцестоянием, в своем роде оказались даже более странными, чем то, что им предшествовало. Вернувшийся к повседневным делам мир, казалось, даже не подозревал о том, что совсем недавно его судьба висела на волоске, а если он и ощутил какую-то перемену в своем состоянии, то скрывал это очень умело. Чередующиеся ливни и засухи, которые предшествовали Примирению, уже наутро уступили место мелкому дождичку и тепловатому солнцу обычного английского лета, умеренность которого послужила образцом для поведения общества в последующие недели. Иррациональные вспышки насилия, одно время превратившие каждый угол и перекресток в настоящее поле боя, немедленно прекратились. Толпы ожидающих откровения лунатиков, которых Юдит с Понедельником видели во время поездки в поместье, уже не бродили ночами по улицам и не вперяли вопросительные взоры в звезды.

Возможно, в любом другом городе таинственные туманные облака были бы вскоре обнаружены и стали известны всему миру. Появись они в Риме, а не в Клеркенуэлле, Ватикан бы возвестил о них уже через неделю. Появись они в Мехико, и бедняки устремились бы к ним еще быстрее, надеясь на лучшую жизнь в новом мире. Но Англия! О, добрая старая Англия… Никогда у нее не было особой склонности к мистике, и теперь, когда все маги и заклинатели, кроме разве что самых ничтожных, были убиты «Tabula Rasa», некому было начать работу по освобождению умов от догм и цепей повседневности.

И все же нельзя было сказать, что никто не обращал внимания на туманы. Животный мир города почуял, что что-то произошло, и двинулся в Клеркенуэлл. Сбежавшие от хозяев собаки, которые собирались в окрестностях Гамут-стрит, чтобы полаять на привидений, а потом были распуганы воинством Сартори, теперь появились снова, принюхиваясь к необычным запахам. Изредка приходили любопытные кошки, чтобы жалобно помяукать в сумерках. Не было недостатка в птицах и пчелах, которые дважды в течение трех последовавших за Примирением дней собирались такими же гигантскими стаями, какие Юдит и Понедельник видели около Убежища. Через некоторое время, обнаружив источник ароматов и магнитных полей, которые привели их в Клеркенуэлл, все эти скопления исчезали, чтобы начать новую жизнь под небесами Четвертого Доминиона.

Но если никто из двуногих обитателей земли не счел нужным отправляться в Четвертый Доминион, то в обратном направлении кое-какое движение все же наблюдалось. Через неделю с небольшим после Примирения на крыльцу дома номер двадцать восемь появился Тик Ро. Представившись Клему и Понедельнику, он изъявил желание увидеть Маэстро. Дом на Гамут-стрит, обставленный трофеями, добытыми во время последних набегов Клема и Понедельника на окрестные жилища, казался куда более комфортабельным, чем его каморка в Ванаэфе, но нельзя было не заметить, сколь хрупок еще этот уют. Хотя трупы гек-а-геков были вынесены и похоронены рядом со своим хозяином среди густой травы Шиверик-сквер, хотя парадная дверь была залатана, а пятна крови стерты, хотя Комната Медитации была приведена в порядок, а камни, каждый в отдельности, были завернуты в простыни и убраны под замок, дом по-прежнему был полон событиями, которые в нем произошли, — смертями, любовными сценами, воссоединениями и откровениями.