— Он ведь такое дерьмо, — продолжал Марти. — Разве ты не видишь, что он дерьмо?
— Он был здесь, — горько произнесла она. — А тебя не было.
— Да он же паршивый сутенер, господи ты боже мой!
— Да, — кивнула она и наконец поднялась, оставив коробку лежать на полу; глаза ее горели от желания выложить Марти всю правду. — Да, это так. А почему, как ты думаешь, я спала с ним?
— Нет, Шармейн…
— Тяжелые времена, Марти. Вместо денег только свежий воздух и любовные письма.
Она стала шлюхой. Этот говнюк сделал ее шлюхой. Флинн, стоявший на лестнице, встревожился и побледнел.
— Спокойно, Марти, — сказал он. — Я делал только то, черт возьми, чего она хотела.
Марти двинулся к нему.
— Разве не так? — обратился Флинн к Шармейн. — Скажи ему, женщина! Разве я заставлял тебя делать что-то, чего ты не хотела?
— Не надо, — проговорила Шармейн, но Марти уже поднимался по лестнице.
Флинн выстоял только два его шага, затем попятился.
— Эй, ну ладно… — поднял он ладони вверх, пытаясь защититься.
— Ты сделал мою жену шлюхой?
— Разве?
— Ты, сука, сделал мою жену шлюхой?
Флинн повернулся и побежал вверх по лестнице. Марти ринулся за ним по ступенькам.
— Ублюдок!
Трюк с бегством сработал: Флинн спрятался за дверью, придвинув стул, прежде чем Марти добрался до верхней ступеньки. Оставалось лишь в ярости колотить в дверь, требуя у Флинна, чтобы тот впустил его. Но этой маленькой заминки вполне хватило, чтобы Марти излил свою злость. Когда Шармейн поднялась наверх, он уже оставил попытки взломать дверь и стоял, прислонившись спиной к стене и глядя на нее испепеляющим взглядом. Она молчала, поскольку не видела смысла и не имела желания преодолевать разрыв между ними.
— Почему он? — только и мог произнести Марти. — Не кто-то другой, а именно он?
— Он был очень добр ко мне, — ответила Шармейн.
Она не собиралась защищаться. Марти стал здесь чужим. Ей не нужно извиняться перед ним.
— Ничего бы не случилось, если бы я не сел.
— Виноват ты один, Марти. Ты проиграл нас обоих. Я никогда не говорила тебе этого… — Она дрожала от ярости, а не от сожаления. — Ты проиграл все, что у нас было. Все, черт тебя возьми! Ты проиграл нас.
— Но мы не умерли.
— Мне тридцать два. Я чувствую себя вдвое старше.
— Это из-за него.
— Какой же ты глупец, — бесцветным голосом сказала Шармейн. Ее холодное презрение лишило Марти сил. — Ты никогда не замечал, насколько все хрупко. Ты жил так, как тебе нравилась. Глупой и эгоистичной жизнью.
Марти прикусил губу, глядя на нее. Ему хотелось ударить Шармейн, но это не отменило бы ее правоту, а только добавило синяков. Покачав головой, он прошел мимо нее и с грохотом спустился по лестнице. Шармейн молча стояла наверху.
Он обогнул коробку и брошенную шубу. Пусть трахаются на ней, подумал он, Флинну понравится. Подобрав сумку с костюмом, он вышел и громко хлопнул дверью, отозвавшейся звоном дрожавшего стекла.
— Можешь выходить, — сказала Шармейн закрытой двери спальни. — Стрельба закончена.
Марти не мог выбросить из головы одну мысль: рассказывала ли она Флинну об их совместной жизни? Выдала ли их тайны? Он представил, как Флинн лежит на постели в носках, гладит Шармейн и смеется, пока та выворачивает грязное белье. О том, как Марти спускал все деньги на лошадей или покер; о том, что ему никогда не везло более пяти минут («Посмотрели бы вы на меня сегодня, — хотел он сказать им. — Теперь все по-другому, теперь я охренительно крут»); о том, что он был хорош в постели лишь в те редкие моменты, когда выигрывал, и абсолютно неинтересен в остальное время; о том, как он проиграл Макнамаре сначала машину, потом телевизор, затем лучшую мебель, а выиграл слишком мало. Как он пошел воровать, чтобы избавиться от долгов, и даже здесь оказался неудачником.
Он заново пережил погоню, как всегда очень ясно. В машине пахло дробовиком, который любовно чистил Найгард; капельки пота выступали из пор на лице и покалывали его, когда охлаждались потоком воздуха из открытого окна. Он видел это так четко, будто дело было вчера. Все последующее — почти десять лет жизни — вращалось вокруг тех нескольких минут. При мысли об этом он ощутил тошноту. Потеряно. Все потеряно.
Надо напиться. Оставшиеся деньги прожигали дыру в кармане, требовали потратить их или проиграть. Он побродил по Коммершиал-роуд и поймал такси, не слишком понимая, что делать дальше. Было почти семь; нужно хорошо спланировать наступающую ночь. Что сделал бы Папа, подумал Марти; преданный и сломленный, что сделал бы этот великий человек?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу