Алексей Тарасенко - Бедный Енох

— Простите, Андрей, я мммммм….

— Погодите, я вас знаю? Кто вам дал мой номер?

Голос в трубке просит, так же как недавно странный паренек на улице — помочь ему разобраться кое в каких вопросах.

Я не понимаю что делать, но вот Сестра, воспользовавшись такой заминкой — резко развернувшись, грубо выпалив мне: «прощай!» направляется в сторону приближающегося с другой стороны платформы поезда, по пути торопливо копошась во внутреннем кармане своего легкого пальто. Вскоре она оттуда достает кошелек, после чего тот падает (потому что я хватаю Сестру за плечо, догнав ее) на пол, раскрывается, и там я вижу фотографию какой-то девушки.

У меня возник вопрос…. но Сестра говорит, что у неё уже нет времени, и ей надо бежать.

— Ладно — говорю я ей тогда — уходи — но Сестра меня уже не слушает, она забрасывает свой кошелек к себе в сумку — и уже в последние доли секунды успевает вбежать в закрывающиеся двери вагона поезда, после чего тот отправляется, а Сестра даже не бросила на меня прощального взгляда.

Я же возвращаюсь к этому странному телефонному звонку:

— Кто вы? — снова раздраженно кричу я в трубку, и мой голос тонет в гуле отправляющегося поезда — откуда у вас мой номер?

Но из-за шума ничего не разобрать, и в ответ я слышу лишь какие-то обрывки фраз: «ты был», «вспомни», «ты же ходил к нему не раз», «обращался», «раньше мог» и «Енох».

И затем — конец связи, и я стою, разочарованный, на платформе, и мне кажется, что во всем этом пустом сейчас мне мире я — один одинешенек, единственный, кто остался в живых.

Грустно всё это! Я сажусь в вагон, и, хоть мне и вскоре выходить на пересадку — засыпаю, нет, даже не засыпаю, а проваливаюсь в какое-то забытье в считанные секунды.

Мне снятся молнии и сильный, ураганный ветер, несущий в каком-то странном ночном лесу по дороге всяческую грязь — ветки деревьев, пожухлую листву и громко квакающих, трагически так, лягушек. Мне снится какое-то болото, с камышом по берегу, с глубокой, темной, но при этом прозрачной водой, дающей возможность видеть дальнее песчаное, из золотого с грязью, дно.

Болото вдруг изнутри, из глубины своей начинает сиять теплым, желтым, но не сильным светом, вода парит, пар, клубясь жидкими и прозрачными ветвями начинает, как руками, хватать воздух, и вот, в этом сиянии, тепле и свете на берег, словно Венера из моря, величаво и чинно выхожу я. На мне — резиновый, с большим стоящим воротником плащ, цвета серого с зеленым, на ногах — мной так ненавидимые сапоги-казаки, из каких-то крупных и золотых чешуек, моё лицо светится, а глаза, не как у меня, а зеленого, не моего цвета — сияют блестками радости и гордости. Я тихо улыбаюсь.

От такого ужаса я проснулся, сплющенный страхом, мощным его новым порывом — и, как оказалось, вовремя, потому как поезд подъезжал к моей пересадочной станции.

Не смотря на испытанный мною наплыв сильного страха во сне, после этого короткого забытия я все же почувствовал себя отдохнувшим — быстро взбежав по лестнице к эскалатору я уже в минуту пересек переход и уже вскоре был на другой платформе — станции на моей прямой ветке метро к моему дому.

Сев в поезд, я какое-то время пытаюсь читать распечатанную на принтере, скаченную из Интернета книжку господина Бздежинскаго «Большая шашечная партия» — книгу, настоль мне интересную, настолько же и умеющую меня быстро убаюкать.

Короче, я вновь засыпаю, уже во второй раз пробудившись вдруг неожиданно прозвучавшими, явно и сильно в моей голове голосами, кричавшими мне какую-то невнятную сумятицу, дескать, что я забыл что-то, но вот раньше, не как сейчас, мог и помочь кому-то, и поговорить с кем надо, и защитить каких-то «несчастных» и «отвергнутых» и то ли «забытых», то ли, что более вероятно, но тем не менее все равно не понятно «забывших».

— Мамо! — говорю я сам себе, уже идя от метро к себе домой и раскуривая сигарету — что б я еще раз пил много в духоте? А потом на свежий воздух? Нет уж! Уж лучше прям там, в духоте этой остаться спать. Смысл-то? Нарваться на неприятности?

Как бы то ни было, но мое состояние вдруг начало меня сильно тревожить.

Дома же, как получилось, я оказался уже выспавшимся и полным сил. Какая-то волна энергии, в том числе и отрезвляя меня, жгла меня от груди, наполняя невнятной, но сильной и непонятно для каких дел нужной энергией, впрочем, свою ночную деятельность я решил ограничить безобидным просмотром кино на компьютере и чаепитием.