Сьюзен Хилл - Туман в зеркале

Я прошел между высокими, узкими зданиями с окнами, закрытыми жалюзи, — здесь были конторы банкиров, адвокатов, коммерсантов, и, миновав множество узких улочек и переулков, наткнулся на район дивных парков и скверов, а вскоре после этого — на зловонный район складов, доходных домов, ростовщиков и маленьких грязных лавочек. Здесь уже были люди, подобные зверькам, поспешно убегающим через подлесок, закутанные фигуры, не поднимавшие глаз и не показывавшие лиц, но лишь мгновенно исчезавшие из поля зрения.

Все это было настолько непривычно, и я был здесь совершенно один — казалось бы, я должен чувствовать себя неуютно, испытывать страх, но нет; я ощущал сигнал тревоги, разум мой обострился и работал интенсивно, искрясь от напряженного внимания. У меня было странное чувство, что я следую за кем-то или что-то ищу и вот-вот это обнаружу, за следующим углом, или еще за следующим. Я ступал решительно и уверенно, ноги шагали легко, и лишь когда я вышел на широкую дорогу, которая, казалось, уводит прочь от самых плотно заселенных улиц, я остановился, и ко мне вернулось обычное восприятие. Примерно в сотне ярдов впереди виднелся огромный черный железнодорожный мост, а за ним, похоже, простиралось более высокое, более открытое пространство.

Я заблудился. Бродя и петляя по улицам, я удалился от реки и от «Перекрещенных ключей», вероятно, на несколько миль.

Я стоял у входа в большой оштукатуренный особняк, собираясь с мыслями и решая, что сейчас лучше сделать, когда, уловив какое-то мелкое движение в ярде или двух позади, повернулся и снова поймал взглядом фигуру мальчика. Стало быть, он следовал за мной, никаких сомнений; я видел его лицо, его темные встревоженные глаза и тоненькую шейку, торчавшую из рубашки без воротника. Он посмотрел на меня, а потом — словно бы куда-то вдаль, через мое плечо.

Ну что ж, решил я, если он следовал за мной сюда, не важно, по какой причине, то мог бы привести меня и обратно. Я уверенно шагнул в его сторону и уже почти поднял руку, чтобы остановить его, но в этот момент по мосту с ревом прогрохотал поезд, извергая дым и сине-лиловое пламя — из паровозной трубы летели искры, в окнах вагонов прорисовывались угольно-черные силуэты людей. Это было величественное, волнующее зрелище, и я вертелся волчком, глядя на все с детским восторгом и удивлением. Паровоз был подобен некоему мифологическому чудовищу, пожирающему темноту на своем пути.

А потом он уехал, и запах сажи и пара медленно опустился ко мне в холодном воздухе.

Я обернулся к мальчику. Но он опять ускользнул, растворившись во тьме и оставив меня искать дорогу и возвращаться обратно в полном одиночестве. В раздражении я поклялся, что поколочу его, когда догоню, за то, что морочил мне голову.

Наконец, после более чем получаса блужданий, я остановил повозку, которая двигалась на восток в сторону реки, и поехал на ней, а потом мне объяснили, куда идти, и, раз или два свернув не туда и вернувшись, я дошел до доков и улиц, ведущих к гостинице. Я забрел гораздо дальше, чем следовало, продрог и устал, и последняя миля далась мне воистину с трудом. Теперь я уже никого не видел, а луна скрылась за новым скоплением облаков. Стояла самая настоящая глухая ночь. Я забыл про мальчика — этого негодника, выглядевшего, как нищий, — утратил весь интерес к чему бы то ни было, кроме собственной усталости, и по мере того, как я терял силы, а утомление нарастало, я стал задумываться, как же странно сложилось, что я жажду увидеть эту мрачную, темную, неприветливую гостиницу так, будто это мой дом. Запах, идущий от реки, когда я наконец его почувствовал, и вид темного переулка, который, как я знал, ведет к нужной улице, озарили мне душу. И все же — почему это должно быть так? И где мой «дом»? Если под домом подразумевать семейный очаг, дорогое для меня место, где меня ждут те, кому я нужен, — то ничего этого у меня не было. Но когда я сошел наконец по ступеням, ведущим с улицы к закрытой двери гостиницы, я решил, что в один прекрасный день все это у меня непременно будет, и что будет это именно здесь, в Англии — хотя, может быть, и не в Лондоне. Ибо после моей ночной прогулки я был уверен как никогда раньше, что именно Англия — моя истинная родина, и, более того, что так было всегда, с самого моего рождения.

Той ночью случилось еще одно происшествие.

В гостинице было темно. Я запер парадную дверь, задвинул железные засовы и пошел через зал, нащупывая вытянутой рукой перекладины перил, — окна, через которое мог бы проникнуть лунный свет, здесь не было, а ни лампы, ни фонаря мне не оставили. Я думал, что теперь уже знаю, как пройти на верхний этаж и выйти к моему номеру, но на второй лестничной площадке я, должно быть, не туда повернул: здесь был лабиринт узких и коротких коридоров, переходящих один в другой, и, обнаружив прямо перед собой глухую стену, я отступил на несколько ярдов, прежде чем снова осторожно двинуться дальше. Я продвигался вперед шаг за шагом, ощупывая левой рукой стену. Я боялся перепутать дверь и войти в чужую комнату, колебался, не лучше ли кого-то позвать, но был полностью уверен, что угрюмый хозяин не обрадуется, если я его потревожу.