Даниэль Клугер - Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи

Тут тьма, залившая комнату — или пространство сна художника — сгустилась настолько, что и фигура злорадно фыркающего Ицика Московера тоже исчезла.

Однако при этом Велвл чувствовал, что кто-то невидимый, темный все еще находится рядом с ним. Байер не мог шевельнутся — словно невидимая прочная паутина опутала его по рукам и ногам.

Вдруг он почувствовал странное покалывание в руках — словно от долгого и чрезмерного напряжения. Папироса внезапно погасла. Велвл почувствовал, как сердце его охватывает страх. В темноте привиделось ему движение — от зеркала к нему. Он отступил на шаг, еще на шаг… и уперся затылком в спинку кресла.

Тотчас комнату залил лунный свет, сквозь тишину прорвались снизу веселые голоса.

— Фу ты, в самом деле, — пробормотал он, — приснится же такое…

Но это был не совсем сон, понимал Байер. Он ведь в самом деле вспомнил Ицика Московера, соседа своего и друга-соперника по мальчишеским проказам. И Фейгу вспомнил он, девушку, жившую неподалеку, на Малофонтанной.

И вспомнил он, что Ицик был единственным, с кем Велвл поделился планами побега из Явориц в Москву, планами учебы на художника. Ах, как азартно поддерживал в нем друг Ицик это желание. Как подталкивал к скорейшему отъезду!

Неужели из-за соперничества?

— Почему бы и нет? — пробормотал Байер. — Почему бы, в конце концов, и нет?

Тут он снова подумал о Фейге. И понял, что непременно посетит ее завтра.

— Хотя бы с тем, — сказал он вслух, иронизируя над самим собой, — хотя бы с тем, чтобы узнать, почему она столь дешево продала такое дорогое зеркало.

Виктор засветил лампу — только для того, чтобы перестелить постель и улечься спать. Но почему-то очень долго он противился необходимости закрутить фитиль — желтый язычок пламени успокаивал.

Наутро ночные страхи показались Виктору смешными и нелепыми. Полдня он возился с этюдами, потом решил немного прогуляться. Ноги почему-то сами принесли его на окраину Явориц, к старому кладбищу.

Он и сам толком не знал, с какой целью вздумалось ему вдруг побродить меж рядами могил и вчитываться в имена на надгробьях — до тех пор, пока не прочел: «Ицхак Московер, благословенна будь его память», — и ниже стилизованное изображение пальмовой ветви. Теперь он понял, что искал здесь именно подтверждение смерти Ицика.

И нашел.

В то же мгновение он почувствовал, будто кто-то появился за его спиной. Байер обернулся.

Никого.

Он поспешно отошел от могилы, свернул на небольшую аллею и сел на лавочку, стоявшую под невысокой липой. Спустя короткое время к могиле подошла скромно одетая женщина. Она не сразу заметила его — видимо, была погружена в свои мысли. Постояв несколько минут у надгробья, женщина со вздохом повернулась, чтобы идти.

Тут взгляд ее упал на неподвижно сидевшего художника. Женщина тихо ахнула, схватилась за ограду. Байер узнал изрядно постаревшую и подурневшую Фейгу. Он поднялся и быстро подошел к ней, заранее успокаивающе улыбаясь.

Но Фейгу не успокоила улыбка Байера. Она смотрела настороженно, с нескрываемой неприязнью.

— Здравствуй… То есть, здравствуйте, — поправился Байер. — Здравствуйте, Фейга. — Он продолжал улыбаться, хотя улыбка давалась ему уже с трудом. — Я и не знал, что Ицик умер. Жаль, мы ведь с ним дружили в детстве…

При этих словах Фейга глянула на надгробье мужа. Лицо ее чуть дрогнуло. Но она ничего не сказала.

— Вы ведь собралась уходить? — поспешно спросил Байер. — Я провожу вас, если вы, конечно, не против.

Фейга нахмурилась еще сильнее. Видно было, что она хотела отказаться. Но вдруг молча кивнула и еле заметно пожала плечами — мол, идите, если вам угодно.

— Я тут навестил могилу родителей, — сообщил Байер, когда они покинули кладбище. — И вдруг увидел могилу вашего… Ицика. Да. Стало так странно. Знаете, я его совсем забыл. А прошлой ночью он мне приснился.

Фейга искоса глянула на него с очень странным выражением. Байер испугался, что женщина сейчас уйдет. Чтобы не допустить этого, он поспешно заговорил о детских годах, о давних временах. Фейга постепенно оттаяла, даже раза два вставила какие-то малозначащие слова.

Байер и сам не заметил, как разговор коснулся пресловутого зеркала.

Услыхав о том, что именно художник приобрел у старьевщика Мотла Глезера зеркало, Фейга побледнела.

— Не надо было вам это делать, — сказала она странным, подрагивающим голосом.

— Почему? — немедленно раздражаясь, спросил Байер.

— Я его забыла завесить, — ответила Фейга еле слышно.