Валюшка ощутила, как по телу начинают бегать мурашки. Сначала их было немного, и вели они себя довольно спокойно, но постепенно мурашек становилось все больше, и они откровенно наглели. Топали по рукам, ногам, по лицу, даже за глаза щипать умудрялись! Валюшке уже орать хотелось, но она была не в силах пошевелить губами, потому что мурашки топтались и по ним, причиняя неимоверную боль.
Однако слышать она явно стала лучше, и голоса, которые казались сначала однообразным низким гудением, постепенно разделились на женский – неровный и прерывистый, и мужской – спокойный и уверенный. Почему-то Валюшке казалось, что этот мужской голос она уже слышала, только не могла вспомнить когда и где.
Несмотря на боль, которая пронизывала все тело и, кажется, даже мозг, Валюшка догадалась, что мужчина называется – доктор, а женщина – Марина Николаевна.
– Да вы не плачьте, – снова заговорил доктор, – ваше дело – за капельницей следить. А я еще немножко тепленькой водички подолью. Все-таки резервы человеческого организма неисчерпаемы, и никто не может знать, на что он способен. Поэтому будем надеяться на лучшее. Глядишь, и в самом деле выживет наша девочка, окрепнет…
Внезапно раздался какой-то длинный неприятный звук.
Валюшка после некоторого раздумья вспомнила, что так скрипит дверь, если у нее петли не смазаны.
А потом кто-то громко прошептал:
– Чтобы девке сделаться телом крепкой, надобно ей стать на топор.
– Господи милостивый! – воскликнул доктор. – А это что еще за привидение?!
– Увидеть во сне привидение, – снова послышался тот же шепот, – если оно не безобразно и одето в белое платье – значит утешение и радость. Если же одето в черное и безобразно, сие знаменует тщетные усилия и обман.
– Эй, ты мне это прекрати! – рассердился доктор. – Я вот тебе сейчас покажу тщетные усилия! А ну, гуляй отсюда!
– Да ты уж в самом деле иди, иди, Лёнечка, – ласково сказала Марина Николаевна. – Иди почитай свою книжечку. А то у нас работы много. Видишь, девочку лечим. Тебя вылечили, теперь ее лечим. Иди, Лёнечка!
Дверь снова заскрипела. Наверное, закрылась.
– Что за чудик такой? – изумленно спросил доктор. – Откуда он взялся?!
– Да вы только-только в отпуск уехали, как этот Лёнечка к нам приблудился, – ответила Марина Николаевна. – Поэтому вы и не видели его раньше. Тоже вроде этой девочки: замерз в сугробе. Только сам очнулся и прибрел, попросился у Ефимыча погреться.
– У Ефимыча погреться? – почему-то расхохотался доктор.
– И не говорите, – вздохнула Марина Николаевна, – но он же не знал, куда пришел. Ефимыч глянул: мать родная – у парня все лицо белое, будто у мертвеца! Ну зомби и зомби! Как в кино!
– Во-во, – хохотал доктор. – Ефимыч перепугался небось?!
– Да не больно-то Ефимыча перепугаешь, – засмеялась Марина Николаевна. – Но Лёнечка поморозился очень сильно. Думали, кусками кожа облазить будет, гангрена разовьется, но обошлось. Правда, у него холодовая аллергия развилась, потому вечно щурится и глаза слезятся. А закапывать в глаза не дает. Сегодня он вообще сбежал от меня. Да, сбежал на улицу – как был, в одной безрукавке, без шапки! Не меньше часа где-то блондил. Воротился вскоре после того, как вы приехали. Я за спиртом в лабораторию бегала – смотрю, стоит, белый весь от холода. Как бы не разболелся!
– Нелепость какая – капель бояться, – неодобрительно сказал доктор.
– Конечно, – согласилась Марина Николаевна, – да Лёнечке все нипочем. Он ведь блаженненький. Ну, как теперь говорят, чокнутый. С того и чуть не замерз. Говорит, метель песни пела, он и захотел послушать о чем. Да так заслушался, что заснул.
– А проснулся-то как?!
– Ну, говорит, метель улеглась, песня кончилась, вот и понял, что пора вставать.
– Чудны дела твои, Господи, – усмехнулся доктор. – Обычно этих, кто в сугроб поспать залегает, по весне находят. Подснежниками их зовут, знаете?
– Знать-то знаю, да только так замерзших пьяниц называют. А Лёнечка – ни-ни. Пить, курить – боже упаси, ну чисто старовер. Он говорит, что из старообрядческой Марьевки – помните, есть такое заброшенное село в ста пятидесяти верстах отсюда к северу?
– Конечно, помню, да ведь там давно не живет никто. Вернее, обитали две старухи, наш начальник полиции их раз в месяц проведывал, живы ли. Как-то и меня с собой брал – вдруг приболели? Но и они не болели, и никаких Лёнечек мы там не видали.
– Вот одна из этих старух его бабка была, забрала мальчишку к себе, когда его родители умерли. Они вроде бы нездешние были, откуда-то из Сибири. Когда кто чужой приезжал, она внука в погребе прятала: стращала его, что иначе в сумасшедший дом заберут. А потом бабка померла, да соседка померла, ну Лёнечка и подался куда глаза глядят.
Читать дальше