Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

Ройбен терпеть не мог дождь. Он зажег камин и убавил свет ламп, чтобы мерцающий свет огня придал комнате хоть какой-то уют.

Мучительной для него была мысль о том, что для него бы это ничего не значило, если бы он совершил превращение. Если оно еще случится с ним.

Какая мне теперь разница, дождь, не дождь, подумал он. Подумал о том, как может выглядеть в дождь Нидек Пойнт. Как выглядит в дождь лес секвой. Где-то на столе есть карта поместья, которую прислал ему Саймон Оливер. На этой карте Ройбен впервые увидел, как и где все расположено. То место, где стоит дом, находится к югу от огромного утеса, закрывающего лес с секвойями, протянувшийся на восток от дома. Пляж на берегу узенький, спуститься туда сложно, но тот, кто строил дом, выбрал очень хорошее место, с видом на море и на лес одновременно.

Что ж, теперь есть время подумать обо всем этом. Закрыться наглухо и приняться за работу.

По дороге он купил себе горячий сандвич и газировку и сейчас принялся жадно есть, роясь в Сети в поисках информации о вервольфах. Легенды, фильмы и куча всего остального. Держа левой рукой сандвич, правой он лихорадочно водил и щелкал мышкой.

Но, к сожалению, отлично слышал все звуки. В том числе спор, разгоревшийся внизу, за обеденным столом.

Селеста восприняла то, что «Обсервер» отстранил Ройбена от работы по похищению в «Голденвуде», как личное оскорбление, все ради этой безумной истории с человеком-волком. Грейс тоже была не в восторге, определенно, и сказала, что ее сын, к сожалению, никогда не умел настоять на своем. Этот чудовищный случай в Мендосино — последнее, что надо было в жизни ее Малышу. Фил что-то мямлил насчет того, что Ройбен когда-нибудь станет писателем, а все писатели обычно умеют «использовать все, что когда-либо с ними происходило».

Ройбена поразила эта мысль, и он даже записал ее на листочке, лежащем рядом с клавиатурой. Славный ты у меня, папа.

Но Комитет по спасению жизни Ройбена вдруг пополнился новыми членами.

Рози, милая и всеми любимая домработница, которая этим утром вернулась из ежегодной поездки к родным в Мексику, стала сетовать, говоря, что никогда не простит себе, что «сбежала» в тот самый момент, когда Ройбен больше всего в ней нуждался. И прямо сказала, что на него напал «луп тару», волк-оборотень.

Там был и Морт Келлер, лучший друг Ройбена, которого, судя по всему, пригласили прежде, чем все поняли, что Ройбен решил запереться в комнате и ни с кем не разговаривать. Вот это уже взбесило Ройбена. У Морта на носу защита диссертации на степень доктора философии в Беркли, у него нет времени на всякую ерунду. Он дважды навещал его в больнице, и это уже было поступком героическим, учитывая, что сейчас Морт вряд ли спал больше четырех часов в сутки, тратя все время на подготовку к защите.

А сейчас Морту — как и Ройбену — приходилось слушать «с самого начала» о том, насколько Ройбен изменился с той трагической ночи в Мендосино, заодно с рассуждениями Грейс о том, что он мог подхватить какую-нибудь заразу от бешеного зверя, который его укусил.

Подхватил заразу! Это еще мягко сказано. Что там живет, в лесу в Мендосино? Может ли оно говорить? Ходить по-человечески? Или это было…

Ройбен замер.

Конечно, может оно говорить. «Убийство, убийство». Он с самого начала знал, что не набирал 911. Его телефон подобрал этот зверь, это существо.

Ройбен почувствовал огромное облегчение. О’кей, значит, это создание не выродилось и не превратилось в безмозглое чудовище. Нет, оно наделено человеческим сознанием, таким же, как зверь в темных переулках Сан-Франциско. Если так, то оно, возможно, понимало… наверняка понимало, что случится с человеком, которого оно едва не убило в коридоре дома Мерчент.

Хорошо это? Или плохо?

Доносящиеся снизу голоса приводили его в бешенство.

Встав, Ройбен нашел компакт-диск с музыкой Моцарта, его любимый фортепианный концерт, воткнул в плеер «Боуз» и выкрутил громкость на полную.

Сработало. Теперь он их не слышал. Не слышал ни их, ни тихого гула голосов окружающего его большого города. Нажал кнопку «Повтор», чтобы диск играл непрерывно, и расслабился.

Мерцающий огонь, стук дождя по стеклам окон и музыка Моцарта наполнили комнату. Он почувствовал себя почти нормально.

Хоть на некоторое время.

Вскоре он принялся рыться на научных порталах, всех подряд. Не нашел ничего особенно удивительного. Он и так знал, что ликантропию уже давным-давно считают психическим заболеванием, при котором человек начинает считать себя волком и ведет себя соответственно. Либо демоническим наваждением, оборотничеством, когда человек действительно превращается в волка, пока кто-нибудь не подстрелит его серебряной пулей в волчьем обличье и человек не вернется в человеческий вид, умирая с умиротворением на лице, а какая-нибудь старая цыганка не скажет, что он наконец-то обрел покой.