Роберт Стайн - Я живу в твоем подвале!

— А батончик твой между тем растает, — заявила Гвинни.

— К чертям твой дурацкий батончик! — заорал я. — Я получаю письма от пацана, который сказал, что живет в нашем подвале — и я хочу это доказать!

— Хватит орать, Марко, — возмутилась мама. — У тебя мысли путаются. Тебе надо отдохнуть.

— Но… но…

Я повернулся к двери — в палату заглянул доктор Бейли.

— А вот и ты! — улыбнулся он. — Уже встаешь с кровати? Чувствуешь прилив сил, да?

— Скажите им, доктор! — крикнул я. — Вы только что мне дали письмо — так? Скажите им о письме!

У него глаза на лоб полезли.

— Письмо? — спросил он. — Какое еще письмо?

Этой ночь я отчаянно боролся со сном. Я больше не хотел видеть кошмары. Не хотел больше видеть этого мальчика, Кейта. Не хотел видеть, как моя сестра (или кто — либо еще) разевает рот и выворачивается кишками наружу.

Я держал глаза широко — широко открытыми и пялился на серое небо за окном. И прислушивался к обычному больничному шуму, доносившемуся из — за дверей.

Но, как бы то ни было, я все же провалился в сон. И спал крепко, без каких — либо сновидений.

Когда я проснулся, мама с Гвинни были уже у меня. Мама паковала мои вещи.

Я застонал и приподнялся на локте.

— Подъем, Спящая Красавица! — бодро воскликнула мама. — Доктор Бейли говорит, мы можем ехать домой этим же утром!

— Класс! — воскликнул я; голос мой со сна еще был хриплым. Голова болела. Рукой я задел повязку.

— Повязку не трогать! — предупредила мама. — Голова у тебя какое — то время еще поболит. Но ты в порядке.

Я спустил ноги на пол. Почувствовал легкое головокружение, но все же встал.

— Доктор говорит, ты можешь вернуться в школу сразу, как окрепнешь, — сказала мама.

— Везет же людям! — воскликнула Гвинни. — Все контрольные и тесты ты пропустил!

— Одевайся, — сказала мама.

Дважды повторять ей не пришлось. Я буквально нырнул в свою одежду.

На душе было так хорошо, что хотелось петь и плясать. Я даже обнял Гвинни — в первый раз за всю жизнь!

— Жаль, что у меня во сне ты не была моей сестрой, — сказал я.

— Фу! Не обнимай меня больше! — воскликнула Гвинни, скорчив рожу. — И вообще, давай, становись уже нормальным!

— Не боись. Я и буду нормальным, — сказал я. — Вот окажемся дома — так я стану нормальнейшим из людей!

Так я и думал.

— Когда мы вернулись домой, я чмокнул входную дверь! Вот так я был счастлив. Меня не было дома два дня — а казалось, что два года!

Мама отправилась на кухню готовить домашнюю пиццу. Мое любимое блюдо. Мама кладет много сыра и ломтики сосисок вместо пепперони.

Обычно она готовит пиццу лишь по уик — эндам. Но сегодня был особенный день — это стоило отметить.

В полдень пришел Джереми. Он рассыпался в извинениях, за то, что меня стукнул.

Я сказал ему, что даже не помню, как это случилось.

— Да и я не особо — то помню, — ответил Джереми, — ты стоял позади меня. Я тебя не видел. Пришел мой черед бить, я замахнулся, и — БАЦ!

Я попытался вспомнить. Но воспоминания ко мне не вернулись.

— Мне так жаль, Марко, — вновь извинился Джереми.

— Ты не виноват, — сказал я, — не вини себя.

— Может, ты ему чуток умишка вколотил! — подала голос Гвинни из — за дверей гостиной.

— Вали отсюда, Гвинни! — гаркнул я. — Что ты вообще делаешь в коридоре? Шпионишь?

— С чего мне за вами шпионить? — парировала она. — Вы ну — у-удные!

Подозреваю, Гвинни втюрилась в Джереми. Она постоянно выпендривается, когда он приходит.

— Мама в прокате взяла несколько фильмов. Мы могли бы их посмотреть, — сказал я ей. — Хочешь с нами?

— Скукоте — е-е — ень! — ответила она. Но тут же шлепнулась на ручку дивана, скрестила руки на груди и спросила:

— А что за фильм?

Я вытащил кассету с «Индианой Джонсом», которого смотрел уже раз десять, не меньше.

— Во, этот клевый, — сказал я. — Давай еще раз посмотрим.

Обычно мама не дает нам смотреть фильмы днем. Говорит, это портит зрение.

Но сегодня был особый день.

Домашняя пицца и кино про Индиану Джонса. Что может быть лучше?

Мы сидели втроем в гостиной, смотрели кино и ели пиццу — кусок за куском. Мама поминутно справлялась о моем самочувствии. И каждый раз я отвечал «Прекрасно».

Но к концу фильма у меня разболелась голова. Я почувствовал вялость.

Я решил, что лучше мне немножко вздремнуть. Я попрощался с Джереми, попросил его позвонить мне позже насчет домашки, после чего поднялся к себе.

С усталым вздохом уселся я на кровать и стянул кроссовки. Сдернул одеяло.