Брайан Ламли: Дом над прудом

Только к самому концу путешествия, когда мы уже поселились в отеле на Принцесс-стрит, я вспомнил предсмертные наставления матери. Отходя в мир иной, она настоятельно просила меня никогда больше не возвращаться в Шотландию, а если мне и доведется побывать там снова, ни в коем случае не переступать порог старого фамильного особняка. Я тщетно пытался привыкнуть к смене часового пояса и уснуть, поскольку был поздний вечер, а мой организм стремился доказать мне обратное. Так и не побежденный дремотой, я предался воспоминаниям о Шотландии, пытаясь воскресить в памяти все, что помнил о своих корнях, о семье Мак-Гилкристов и о том особняке, в котором родился, а сейчас унаследовал от дяди. Ввиду странной не многословности и сдержанности господ Мак-Дональда, Асквита и Ли, шотландских адвокатов, эти воспоминания оказались крайне полезны.

Кстати о немногословности… я бы даже сказал, о недосказанности. Признаюсь честно, их письмо крайне меня насторожило. У меня возникло ощущение, что они предпочли бы вообще не находить меня. Если б меня спросили, откуда взялся такой вывод, я вряд ли сумел бы дать внятный ответ. Своеобразная формулировка фраз, использование сухих, узкопрофессиональных клише — ни о сочувствии, ни о каких-либо других эмоциях речи здесь не шло. Я вновь ощутил себя маленьким мальчиком, которому предложили конфету и тут же прочитали лекцию о вреде сладкого. Господа Мак-Дональд, Асквит и Ли скорее всего догадывались, что я приму условия дяди — вернее, они догадывались, что это были за условия. Почтенные юристы словно бы протягивали сигару заядлому курильщику, страдающему раком легких…

Вот какие мысли проносились у меня в голове; мне представлялось, что условия завещания и есть ключ к разгадке недосказанности, не дававшей мне покоя. В письме эти условия не излагались. Правда, там говорилось, что если по какой-либо причине я не смогу или не пожелаю принять их, то в любом случае получу пятнадцать тысяч фунтов и чек на обратный билет; оставшееся состояние дяди будет потрачено на исполнение его воли относительно «недвижимой собственности под названием „Темпл-Хаус“».

Темпл-Хаус — старая фамильная резиденция Мак-Гилкристов, расположенная в кольце гор Пентланд-Хиллз, служивших серо-зеленым фоном ее хмурому остроконечному лику — в чем-то готическому, в чем-то скорее ренессансному, окруженному аурой древности. Как я ребенком любил этот лик! Но тогда это был мой дом. С тех пор минуло почти двадцать лет. В этом месте, полном радости и счастья, нашел кончину мой отец… событие, которое почему-то не отложилось в моей памяти.

Зато мне врезался в память пруд — глубокая темная заводь рядом с высокой восточной стеной парка, обрамленная старыми полуразвалившимися колоннами, оставшимися, судя по всему, от древнего храма, который и дал название особняку. [1] Темпл (Temple) — храм (англ.). Нередко мне казалось, что мать ненавидела поместье прежде всего из-за пруда. Никто из Мак-Гилкристов не умел хорошо плавать, но, несмотря на это, вода неизменно притягивала и завораживала их. Я вполне мог пополнить длинную вереницу представителей нашего рода, найденных лицом вниз посреди жутковатого, окруженного колоннадой пруда, густо заросшего водорослями. В детстве я мог часами просиживать на стене, глядя на рябь на поверхности воды.

Мысли в моей голове сменяли одна другую, пока я ворочался в кровати в гостиничном номере, перебирая воспоминания. Так как спать мы с Карлом легли далеко за полночь и встали тоже довольно поздно, то в адвокатскую контору Мак-Дональда, Асквита и Ли, что на Королевской Миле, я явился только к двум часам.

Поскольку Карл не поленился забраться на эспланаду — ему не терпелось полюбоваться открывавшимся оттуда видом, — то я оказался в одиночестве, когда, миновав двери адвокатской конторы, оказался наконец в темноватом прохладном вестибюле, характерном для Старого Света. И хотя странное письмо вышло из недр этого учреждения, я невольно проникся его старомодным шармом. Клерк отвел меня во внутреннюю комнату, которая была столь же далека от моих представлений об адвокатском кабинете, как Эдинбург от Нью-Йорка. Здесь меня представили одному из господ адвокатов, а именно мистеру Асквиту, и предложили присесть.

Асквит оказался худощавым джентльменом с высоким лбом, залысинами и веснушчатым лицом, которое резко контрастировало с его далеко не юным возрастом. Рукопожатие его было сухим и крепким. Пока он занимался документами, я улучил минуту, чтобы получше рассмотреть его просторный и вместе с тем на редкость захламленный кабинет — полки, шкафы и шкафчики, а также три небольших письменных стола. И хотя это место производило впечатление редкостного беспорядка, мистер Асквит удивительно быстро отыскал нужные бумаги и уселся напротив меня за письменный стол. В тот день из троих партнеров-адвокатов присутствовал он один, я же был его единственный клиент.