Говард Лавкрафт - Комната с заколоченными ставнями

В общем, такова легенда. А вот факты. Начиная с того времени Марши стали самыми удачливыми и процветающими из всех морских торговцев. Далее, жена Абеда, миссис Марш, никогда не покидала пределов своего дома, за исключением случаев, когда она посещала закрытые собрания Тайного Союза Дагона. [2] Дагон — западно-семитский бог, покровитель рыбной ловли и податель пищи. Культ Дагона был распространен у филистимлян и у амореев в Верхней Месопотамии. Изображался в виде морского чудовища с телом рыбы и человеческими руками и головой. Говорят, что Дагон — это какой-то морской бог. Впрочем, об этих языческих верованиях я ничего не знаю, да и знать не хочу. Дети Маршей отличались очень странным обликом. У них были невероятно широкие рты, лица без подбородков и такие огромные выпуклые глаза, что они больше походили на лягушек, чем на людей, — я не преувеличиваю, Лютер! Но, по крайней мере, у них не было жабр в отличие от „глубоководных“ — говорят, те обладали жабрами и поклонялись Дагону или еще какому-то там морскому божеству, чье имя я даже не могу выговорить, хотя оно у меня где-то записано. Ладно, это неважно. В конце концов, Марши могли все это выдумать, преследуя только им одним известные цели, и все же… Представь себе, Лютер, все суда капитана Марша: бриг „Хетти“, бригантина „Колумбия“ и барк „Королева Суматры“, — часто ходившие аж в Ост-Индию, всегда возвращались из рейсов без единой поломки! Можно было подумать, что Марш заключил сделку с самим Нептуном. И потом, все эти странные действа в открытом море, вдали от берега, где жили Марши… Купания по ночам, например, — а заплывали они аж на риф Дьявола, за полторы мили от Инсмутской гавани! Люди держались от них подальше; разве что Мартины да еще кое-кто из тех, кто ходил с Маршем в торговые рейсы в Ост-Индию, продолжали водить с ними дружбу. Сейчас, после смерти Абеда — надеюсь, что и миссис Марш последовала за ним, поскольку со времени кончины мужа никому не доводилось встречать ее в Инсмуте и окрестностях, — дети и внуки капитана Марша ведут такой же странный образ жизни…»

Далее в письме следовали банальные общие места и сетования по поводу цен, которые слегка позабавили Эбнера — сейчас эти более чем полувековой давности цифры казались просто смехотворно низкими. Составленное еще в ту пору, когда Лютер Уэйтли был молодым неженатым человеком, письмо было подписано неизвестным доселе Эбнеру именем — «кузен Эрайя». Хотя все эти сведения о Маршах ничуть не приблизили Эбнера к разгадке семейной тайны, он чувствовал, что содержание только что прочитанного им письма могло бы объяснить ему многое, если не все, обладай он ключевой информацией о своей таинственной родне. Но как раз ее-то и не было у Эбнера, а были только разрозненные ее частицы.

Но если Лютер Уэйтли поверил во всю эту дребедень, то как он мог много лет спустя позволить своей дочери отправиться в Инсмут в гости к Маршам? Нет, тут было что-то не так.

Он просмотрел другие бумаги: счета, расписки, открытки, скучнейшие письма с описаниями поездок в Бостон, Ньюберипорт и Кингспорт — и, наконец, дошел до другого письма от кузена Эрайи, написанного, судя по дате, вскоре после первого, с содержанием которого только что ознакомился Эбнер. Эти два письма разделяли десять дней, и за этот срок Лютер вполне мог дать ответ на первое из них.

Эбнер с нетерпением достал письмо из конверта.

Первая страница содержала рассказ о свадьбе одной из родственниц Эрайи, скорее всего его родной сестры. На второй Эбнер нашел пространные рассуждения о перспективах торговли в Ост-Индии и небольшой абзац, посвященный новой книге Уитмена — очевидно, Уолта, — а вот текст на третьей странице явно был ответом на гипотетическое письмо деда Лютера:

«Ну ладно, Лютер, допустим, что антипатия к Маршам вызвана расовыми предрассудками. В конце концов, я знаю, как люди относятся порою к представителям чуждой им расы. К сожалению, это имеет место, но это можно объяснить обычным недостатком образования. Однако Марши — это совершенно особый случай. Во всяком случае, я ума не приложу, что за раса могла придать потомкам Абеда столь странный облик. Аборигены Ост-Индии — из тех, с кем мне довелось сталкиваться, — имеют примерно те же черты лица, что и мы, и отличаются от нас только цветом кожи: он у них бронзового оттенка. Правда, однажды я видел туземца, внешностью своей очень напоминавшего детей Марша, но он никоим образом не был типичным представителем своей расы, и его сторонились как матросы, так и местные портовые грузчики. Сейчас я уже не помню точно, где это было — кажется, на Понапе.