Говард Лавкрафт - Комната с заколоченными ставнями

По пути он зашел в кухню, прихватил там керосиновую лампу и уже затем двинулся наверх. Повернув в замке ключ, он распахнул дверь и едва не упал в обморок от жуткого смешения запахов, которые плотной волной хлынули в коридор. Аромат речной воды Мискатоника и резкая болотная вонь, тошнотворный запах слизи, остающейся на прибрежных камнях и корягах после ухода воды, и чудовищное зловоние гниющих останков животных самым кошмарным образом перемешались в этом омерзительном помещении.

Несколько секунд Эбнер стоял, не решаясь переступить порог комнаты. Причудливая, ни на что не похожая комбинация запахов в очередной раз вызвала в его душе смутную тревогу, но он постарался, насколько мог, отогнать ее. В конце концов, запахи могли свободно проникнуть сюда с реки сквозь незакрытый оконный проем. Подняв лампу повыше, он осветил стену и окно, что располагалось над колесом. Он все еще стоял у порога, но даже оттуда было видно, что из оконного проема исчезло не только стекло, но и рама. И даже оттуда было видно, что раму выломали изнутри!

Пораженный этим неожиданным открытием, Эбнер стремительно выскочил в коридор, захлопнул дверь, повернул в замке ключ и чуть ли не кубарем скатился вниз по лестнице, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума.

Внизу ему удалось взять себя в руки. Все увиденное им в верхней комнате дополняло каталог загадочных явлений, с первыми из которых он столкнулся сразу же по приезде в дедовский дом. Сейчас он четко осознавал, что все эти необъяснимые странности, будучи явлениями одного плана, весьма тесно связаны между собой, и, если ему удастся докопаться до самой сути, все обязательно станет на свои места.

Однако, располагая большим количеством данных, он не мог увязать их воедино — этому мешал его академический ум, не позволявший принять в качестве основополагающей гипотезы дерзкую, почти невероятную и при этом верную догадку, которая могла бы объяснить все от начала до конца. Теперь он уже не сомневался, что в комнате наверху нашла себе пристанище какая-то неведомая тварь. Было бы просто глупо верить в то, что сильнейший запах с реки может сам по себе проникнуть в одну комнату и совершенно не ощущаться при этом в других помещениях: в кухне, спальне… Да, слишком глубоко засела в нем привычка к рациональному мышлению, с сожалением отметил про себя Эбнер.

Достав из кармана прощальное письмо деда Лютера, он принялся в который уже раз его перечитывать.

«…Ты единственный, кому удалось вырваться из этого выморочного поселка и получить образование; посему я надеюсь, что ты воспримешь все должным образом, ибо мозг твой не обременен ни суеверием невежества, ни предрассудками, свойственными излишней учености…»

Дед был прав — разгадка леденящей кровь тайны рода Уэйтли лежала за пределами досягаемости рационального мышления.

Его беспорядочные мысли были внезапно прерваны резким телефонным звонком. Эбнер поспешно сунул письмо в карман и схватил трубку.

Дрожащий от ужаса, умоляющий о помощи мужской голос вихрем ворвался в его мозг. Он четко выделялся на фоне голосов других абонентов, которые, прильнув к своим аппаратам, жадно ловили каждое слово человека, внезапно застигнутого трагическим поворотом событий. Один из слушающих (Эбнер не различал их по голосам, так как все они были для него равно безликими) определил звонившего:

— Это Люк Лэнг!

— Вызовите сюда отряд полиции, да поскорее! — верещал Люк Лэнг. — Эта тварь ползает у меня под дверью! Подлаживается, как бы ее высадить. Уже пыталась влезть в окно!

— Что за тварь, Люк? — послышался женский голос.

— Господи! Да откуда мне знать? Какая-то страшная, мерзкая тварь, каких я отродясь не видывал. Шлепает вокруг дома, как кисель! Ох, вы поскорей там с полицией, а то будет поздно. Она уже сожрала моего пса…

— Повесь трубку, Люк, а то мы не сможем вызвать полицию, — сказал кто-то.

Но охваченный ужасом Люк был уже не в состоянии прислушиваться к советам:

— О боже, она ломает дверь! Дверь уже вся прогнулась…

— Люк! Люк! Ты слышишь? Повесь трубку!

— Она лезет в окно! — орал обезумевший от страха Люк. — Выбила стекло! Боже! Боже! Не оставь же меня! О, эта рука! Какая жуткая ручища! Боже! Какая у нее морда!..

Голос Люка перешел в леденящий душу вопль. В трубке послышался звон разбитого стекла и треск дерева, а затем все внезапно стихло — и в доме Люка Лэнга, и на телефонной линии. Но уже секунду спустя хор голосов взорвался вновь: