Говард Лавкрафт - Комната с заколоченными ставнями

Он продолжил чтение уцелевших записей. В следующей фразе опять говорилось о таинственном «Р.»:

«Р. наконец-то вернулся».

И затем:

«Заколотил ставни в комнате Сари».

Последняя же запись выглядела следующим образом:

«Когда он сбросит вес, держать его на строгой диете и регулировать размеры».

Пожалуй, эта фраза была самой непонятной из всех. «Он» — это и есть «Р.» либо же это кто-то другой? И, кем бы «он» ни был, зачем понадобилось держать «его» на диете? И что имел в виду старик Лютер под «регулированием размеров»? Эти вопросы казались Эбнеру совершенно неразрешимыми, так что прочитанные им письма и записи ни на йоту не приблизили его к разгадке этой несусветной галиматьи.

Эбнер в раздражении отодвинул в сторону гроссбух, с трудом подавляя в себе желание спалить его в камине. Дедовских записей, на которые он возлагал такие большие надежды, оказалось явно недостаточно для того, чтобы раскрыть обитавшую в этих старых стенах зловещую тайну рода Уэйтли. Его раздражение усиливалось зародившимся в душе смутным страхом — он чувствовал, что малейшее промедление в разгадке этой тайны может обернуться для него самым печальным образом.

Он выглянул в окно. На Данвич уже опустилась безлунная летняя ночь; всепроникающий гам лягушек и козодоев привычно оглушил его. Отбросив надоедливые мысли, крутившиеся вокруг только что прочитанного дедовского дневника, он принялся лихорадочно вспоминать бытовавшие в его семье старинные предания и поверья. Козодои… совы… лягушки… крики в ночи… кажется, песнь совы означала чью-то скорую смерть… Мысли о лягушках невольно вызвали в его сознании ассоциации с кланом Маршей, представители которого, если верить найденным в доме старого Лютера письмам, так походили на этих земноводных. Он вдруг явственно представил себе уродливые, карикатурные физиономии своей дальней инсмутской родни и вздрогнул от охватившего его отвращения.

Как ни странно, именно эта, казалось бы, совершенно случайная мысль о лягушках вызвала у него в душе непередаваемый испуг. Душераздирающие вопли амфибий заполняли всю округу — и что-то невероятно зловещее почудилось Эбнеру в их несмолкающем хоре. Он пытался успокоить себя: эти ничем не примечательные твари всегда в изобилии водились в здешних местах, и, может статься, участок вокруг старинного дома с мельницей был облюбован ими еще задолго до его приезда в Данвич. Разумеется, его присутствие здесь ни при чем — огромное количество амфибий объяснялось просто-напросто близостью Мискатоника и множеством заболоченных участков вдоль его русла.

Возникшее в душе Эбнера раздражение понемногу прошло; следом за ним улетучились и нелепые страхи, вызванные лягушачьими воплями. Сейчас он чувствовал только усталость. Взяв со стола дедовский дневник, он бережно уложил его в один из своих чемоданов, намереваясь еще раз просмотреть все записи в более спокойной обстановке — он еще не терял надежды на раскрытие тайны старого особняка и заколоченной комнаты над мельницей. Все равно где-то есть ключ к разгадке; во всяком случае, если в округе имели место какие-то ужасные события, то они наверняка должны найти отражение в свидетельствах более подробных, нежели скупые, невразумительные заметки Лютера Уэйтли. Но где добыть эти свидетельства? В разговорах с обитателями Данвича? Об этом нечего было и думать — Эбнер уже заранее знал, что их реакцией будет упрямое и непреодолимое молчание: никто из них не станет выговариваться перед странным городским чужаком, каким в их глазах, несмотря на какие бы то ни было родственные узы, был Эбнер Уэйтли, внук покойного Лютера.

И тогда он вспомнил о кипах старых газет, которые собирался было сжечь. Усталость отступила прочь; не теряя времени, он принес в комнату несколько связок «Эйлсбери трэнскрипт» — в этой газете существовала специальная рубрика под названием «Новости из Данвича» — и после часа лихорадочных поисков отложил в сторону три статьи, которые заинтересовали его тем, что перекликались с записями деда Лютера. Первая заметка шла под заголовком: «ДАНВИЧ: ОВЦЫ И КОРОВЫ ПАЛИ ЖЕРТВАМИ ДИКОГО ЖИВОТНОГО». Вот что в ней говорилось:

«Несколько овец и коров, содержавшихся на отдаленной ферме в предместьях Данвича, стали жертвами нападения неустановленного дикого зверя. Следы, обнаруженные на месте побоища, позволяют предположить, что нападение совершено хищником довольно крупных размеров, однако д-р Бетнэлл, профессор антропологии Мискатоникского университета, считает, что злодеяние вполне могло быть совершено стаей волков, которая, вероятно, обитает где-нибудь в безлюдной холмистой местности недалеко от Данвича. Другие специалисты утверждают, что, судя по оставленным следам, нападавшее животное не относится ни к одному из известных видов, обитающих на восточном побережье Северной Америки. Власти округа ведут расследование».