Говард Лавкрафт: Кошмар в музее

Джонс с отвращением и жалостью опустил фотографию.

— Знаете, Роджерс, ничего у вас не выйдет. Существуют ведь определенные границы, и вы сами это знаете. Это прекрасная работа, но вот, пожалуй, и все. Но вам она ничего хорошего не принесет. Лучше вообще не смотреть на подобное — пусть Орабона уничтожит ее, а вы постарайтесь про нее забыть. Я же прямо сейчас разорву эту фотографию.

Роджерс с рычанием вырвал у него из рук снимок и снова уселся за стол.

— Идиот! Вы что, до сих пор считаете, что я блефую?! Думаете, что я вылепил Его , полагаете, что это творение — лишь куча воска? Неужели вы оказались глупее самой обычной восковой куклы? Ну что ж, у меня есть реальные доказательства и вы сами все узнаете! Не сразу, конечно, — сейчас Оно отдыхает после принятия жертвы;— но позже. О, клянусь, тогда вы сами убедитесь в Его силе.

При этих словах Роджерс бросил взгляд в сторону запертой двери, а Джонс взял со скамьи свою шляпу.

— Ну что ж, Роджерс, пусть это случится позже. А сейчас мне надо идти. Но завтра во второй половине дня я навещу вас. Подумайте еще раз над моим предложением — возможно, оно покажется вам здравым. Заодно и Орабону спросите, как и что он думает по этому поводу.

Роджерс обнажил зубы в звероподобном оскале:

— Ах, вам надо идти, да? Струсили, значит?! Наговорили кучу дерзостей, а сами — в кусты! Утверждаете, что все это — сплошной воск, а когда я предложил вам продемонстрировать доказательства, вздумали ретироваться? Вы вроде тех моих приятелей, с которыми я заключал пари на то, что они не смогут провести в музее ночь. Приходили сюда такие бравые, а через какой-то час не могли унять дрожь и колотили в дверь, чтобы их выпустили. Значит, мне надо спросить мнение Орабоны? Вы оба против меня! Вы задумали сокрушить наступающее царствие Его !

Джонс хранил молчание.

— Нет, Роджерс, — наконец проговорил он, — никто не настроен против вас. Кстати сказать, я не боюсь ваших фигур и, более того, восхищаюсь вашим мастерством. Но сегодня мы оба немного разгорячились, так что, думаю, будет лучше, если мы оба как следует отдохнем, а потом продолжим наш спор.

Роджерс между тем не отставал:

— Значит, не боитесь? Так что же вы торопитесь уйти? Послушайте, мне действительно интересно, хватит ли у вас сил провести здесь, в музее, ночь? Одному, в полной темноте. Куда вы так спешите, если утверждаете, что не верите в Него ?

Похоже, Роджерса обуяла какая-то новая идея, и теперь Джонс внимательно смотрел на него.

— Никуда я особо не спешу, — спокойно возразил он, — но что за польза будет от того, что я проведу здесь ночь в полном одиночестве? И кому это что докажет? Меня лично смущает лишь то обстоятельство, что здесь неудобно спать. И что от всего этого получите вы?

Внезапно его посетила новая идея.

— Послушайте, Роджерс, — примирительно проговорил он, — я спросил вас, зачем вам все это надо? И кому это вообще надо? А ведь в самом деле, если я соглашусь, это докажет лишь то, что все ваши куклы остаются лишь куклами и что вы не должны впредь позволять своему воображению разыгрываться настолько, чтобы устраивать сцены подобные той, свидетелем которой я только что был. Ну хорошо, представим, что я действительно останусь на ночь. Но если я просижу здесь до утра, согласитесь ли вы по-новому взглянуть на все эти вещи? Например, отправитесь месяца на три в отпуск и позволите Орабоне разрушить ваше новое творение? Ну как, разве подобное условие несправедливо?

Трудно было определить, что именно скрывалось за выражением лица хозяина музея. Ясно было одно: он пытался соображать, причем быстро, и в целой веренице различных противоречивых эмоций определенно брал верх зловещий триумф. Казалось, он задыхался, когда наконец произнес:

— Совершенно справедливо! Если вы действительно вытерпите, я приму ваш совет. Давайте сейчас сходим пообедаем, а потом вернемся. Я запру вас в демонстрационном зале, а сам пойду домой. Утром приду раньше Орабоны — обычно он появляется здесь за полчаса до начала работы — и посмотрю, как вы тут. Но советую еще раз подумать, стоит ли идти на подобный шаг, если не испытываете полной уверенности в своем скептицизме. Другие, бывало, отказывались, так что и у вас есть такое право. Можно, конечно, начать колотить во входную дверь, тогда наверняка придет констебль. Кроме того, спустя некоторое время после начала эксперимента у вас может пропасть всякое желание находиться здесь — ведь вы будете сидеть в том же здании, что и Оно , пусть и не в одной и той же комнате.