Говард Лавкрафт: Кошмар в музее

— Кто там? Кто ты? Что тебе надо?

Ответа не последовало, хотя шорох не стихал. Джонс не мог уяснить, чего боится больше — включить фонарик или оставаться в полной темноте, пока неведомое не приблизится к нему. Горло и пальцы парализовал леденящий ужас. Тишина становилась невыносимой, а кошмар полной темноты стал походить на безумную пытку. Он снова истерически прокричал неведомо куда и кому:

— Стой! Кто ты?! — и тут же послал вперед луч фонарика.

Через мгновение, парализованный тем, что предстало перед его взором, он выронил фонарик и закричал, заорал, завопил не переставая…

К нему медленно приближалась черная фигура гигантских размеров и самых омерзительных очертаний, представлявшая собой некую помесь обезьяны и насекомого. Шкура лохмотьями болталась на костях, а морщинистый рудимент головы с омертвевшими глазами мерно покачивался, как у пьяного, из стороны в сторону. Передние конечности с широко разнесенными когтями были вытянуты вперед, а все тело несло на себе отпечаток убийственного, зловещего напряжения, несмотря на то, что лицо было лишено какого-либо выражения. Когда раздались крики и все кругом снова окутала непроглядная темнота, существо прыгнуло вперед, и Джонс мгновенно оказался сокрушенным и поверженным на пол. Борьбы как таковой не было, поскольку молодой человек тут же потерял сознание.

Беспамятство Джонса длилось не более нескольких секунд, поскольку, когда безымянное создание стало по-обезьяньи волочить его по полу, он начал постепенно приходить в себя. Сознание вернулось полностью, когда он услышал издаваемые чудовищем звуки. Ему показалось, что голос принадлежит человеку и даже знаком ему.

— Йа-йа! — подвывал голос. — Я иду, Ран-Тегот, иду со своим жертвоподношением. Ты долго ждал, плохо ел, но наконец получишь обещанное. И вместо Орабоны это будет некто повыше классом, тот, кто отказывался поверить в тебя. Ты сокрушишь его, высосешь всю его кровь, лишишь его всех сомнений, и от этого станешь еще сильнее. А потом он предстанет перед людьми как монумент во славу тебе, Ран-Тегот, бесконечный и непобедимый, и мне — твоему рабу и верховному жрецу. Ты голоден, и я несу тебе пищу. Я понял твой знак и пошел за тобой. Я напою тебя кровью. Йа-йа!

В одно мгновение ужасы ночи свалились с Джонса, подобно сброшенной одежде. Он снова полностью управлял своим рассудком, ибо осознавал вполне земную и материальную сущность того зла, с которым имел сейчас дело. Это был отнюдь не мифический монстр, а всего лишь опасный безумец. Это был Роджерс, облачившийся в дикое, очевидно им же самим сотворенное, кошмарное одеяние и явно намеревавшийся совершить свое мерзкое жертвоприношение богу-дьяволу, слепленному им из воска. Совершенно ясно, что он проник в помещение мастерской через заднюю дверь, выходившую во двор, нацепил на себя этот маскарадный костюм, после чего намеревался захватить врасплох запертую в ловушку и очумевшую от страха жертву. При этом он был поразительно сильным, и если оказывать ему сопротивление, подумал Джонс, то медлить нельзя. Сейчас он наверняка считает, что его пленник без сознания, поэтому Джонс решил застать его врасплох. Ощутив спиной порог, Джонс смекнул, что его волокут в темную как смоль мастерскую.

С отчаянием приговоренного к смерти он неожиданно подпрыгнул из своей полулежачей позы, на какое-то мгновение освободился от рук изумленного маньяка и уже в следующую секунду рванулся во мраке, вцепившись обеими руками в ловко замаскированное горло своего мучителя. Однако Роджерс тут же облапил его, после чего оба без каких-либо дальнейших приготовлений сцепились в отчаянной схватке. Атлетическая подготовка Джонса оставалась, пожалуй, его единственным спасением, поскольку взбесившийся противник действовал подобно машине жестокого разрушения, напоминая своей страшной неистовостью обезумевшего зверя.

Временами ожесточенная схватка оглашалась раздававшимися во мраке гортанными выкриками. Лилась кровь, трещала одежда, но наконец Джонсу удалось добраться до шеи маньяка, лишившегося своего устрашающего маскарада. Он не проронил ни слова и отдал защите собственной жизни всю энергию. Роджерс же бил кулаками, пинался, цеплялся, — царапался, кусался и даже плевался, время от времени находя силы для того, чтобы выкрикивать целые фразы. В основном это был его ритуальный жаргон, переполненный ссылками на « Него » или « Ран-Тегота », но Джоне уже не воспринимал их всерьез. Под конец оба покатились по полу, переворачивая скамьи, ударяясь о стены и кирпичное основание плавильной печи. Сильно ткнув Роджерса коленом в грудь, молодой человек окончательно сокрушил противника и спустя некоторое время понял, что победил.