Джозеф Д’Лейси - DARKER - Рассказы (2011-2015)

В течение последующих нескольких дней Коннелли сумел подавить свою злость на Гарнера, но, поскольку тому было достаточно малейшего повода, чтобы вновь разозлиться, Гарнер все же старался вести себя тише воды, ниже травы. Как и в окопах Франции, в Антарктиде любую смерть легко объяснить несчастным случаем.

Спустя пару недель в этой бесконечной череде дней, пока Коннелли дремал на своей постели, а Бишоп читал старый номер журнала о естественных науках, Гарнер решился рискнуть и вновь поднять тему о том, что произошло в трещине.

— Ты видел, — сказал он тихо, чтобы не разбудить Коннелли.

Бишоп отреагировал не сразу. Наконец он отложил журнал и вздохнул:

— Видел что?

— Ты знаешь, о чем я.

Бишоп покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Не знаю. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Там что-то было.

Бишоп промолчал. Он снова взял журнал, но не читал, уставившись в одну точку на странице.

— Там внизу что-то было, — продолжал Гарнер.

— Нет, не было.

— Оно утащило Атку. И я знаю, что ты это видел.

Бишоп избегал его взгляда.

— Это место необитаемо, — сказал он после долгой паузы. — Здесь ничего нет. — Он моргнул и перевернул страницу журнала. — Ничего.

Гарнер откинулся на свою кровать, глядя в потолок.

Несмотря на то, что долгий полярный день еще не закончился, сумерки понемногу сгущались, и солнце, похожее на огромный раскаленный глаз, клонилось к горизонту. Предметы отбрасывали длинные тени, а лампа, которую Бишоп зажег для чтения, заставляла эти тени танцевать. Гарнер наблюдал за тем, как они скачут по потолку. Через некоторое время Бишоп потушил лампу и задернул занавески на окнах, так что комната погрузилась во тьму. Гарнер почувствовал нечто вроде умиротворения. Он позволил этому чувству наполнить себя изнутри, с каждым ударом сердца ощущал его приливы и отливы.

Поднялся ветер, по стеклу застучало мелкое зерно снега, и Гарнер задумался: интересно, на что похожа зима в этой холодной местности? Он представил, как небо растворяется, обнажая прочный купол звезд, как вся галактика вращается над его головой, будто винт в огромном, необъятном двигателе. А за всем этим — пустота, в которую устремляются все молитвы человечества. Он подумал, что может уйти прямо сейчас, выйти на улицу, в эти длинные сумерки, и продолжать идти, пока перед ним не разверзнется земля, идти вниз по странным ступеням, пока весь мир вокруг него безмолвно исчезает под снегом и во тьме.

Гарнер закрыл глаза.

Перевод Анны Домниной

Слишком долго правили миром Великие Древние, слишком долго человеческий сон нарушали вторжения звездных владык. Но нашелся способ отправить чудовищ назад в морские глубины. Для этого был выбран музыкант, который мог убаюкать их своей игрой, усыпить своей песней. Ведь даже боги не могут сопротивляться особой магии звука…

Рассказ относится к циклу «Мифы Ктулху. Свободные продолжения». Впервые на русском.

DARKER. № 8 август 2015

ANGELA SLATTER, «RISING, NOT DREAMING», 2011

— Играй, — сказали они, и я играл, касаясь струн арфы, сделанной из кости и сухожилий.

— Пой, — сказали они, и я пел, сплетая слова с потоками воды и заставляя моих слушателей плакать. Я извлекал из глубин, из душ, о существовании которых никто не мог помыслить, грезы, наводящие дрему. Я окутывал их колыбельными, чтобы погрузить богов в сон, чтобы удержать их внизу и сделать безвредными для всего, что дышит наверху .

Слишком много столетий царили боль и смерть, слишком долго правили Великие Древние. Довольно , сказали мои повелители, довольно . Слишком долго человеческий сон нарушали вторжения звездных владык. Слишком часто они по собственной прихоти поднимались из своего подводного города, своего Р'льеха, чтобы шествовать по земле и нести за собой тьму.

Мои повелители желали знать, как удержать чудищ под сенью морских волн. Они думали, что музыка сможет убаюкать их, что спасение каким-то чудом может таиться в магии звука. Но кто бы играл — кто мог бы сыграть — такой мотив? Они устроили состязание, чтобы найти лучшего музыканта, самого потрясающего виртуоза, лучшего певца-обольстителя. Они сулили бессмертие, мои повелители, обещали, что игру победителя никогда не предадут забвению — ибо у него всегда будет слушатель. Они совершенно разумно сделали ставку на гордыню и тщеславие артиста.

И я победил. Победил, да помогут мне боги. Я должен был сидеть на самой высокой горе на берегу моря и играть, чтобы волны моей музыки набирали силу и неслись, разбиваясь о тела шагающих воплощений чудовищного, чаруя их и уводя, будто несмышленых детей, в морские глубины, назад в их затонувший город.