Габриэла оглянулась вокруг, словно боясь, будто кто-то мог подслушать, что она шепчет.
— Мне дала ее бабушка перед тем, как умерла. Бабушка сказала, я должна держать ее при себе днем и ночью — особенно ночью. И что я не должна позволять другим брать ее, и фотографировать тоже.
Грейс встала и нежно коснулась рукой головы Габриэлы.
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Я просто думала, Анке понравилось бы стать известной.
Кася сказала:
— Пойдемте посмотрим на остальных детей. Они дадут вам сделать кучу фотографий, обещаю.
Грейс помахала на прощание Габриэле и Анке, а Габриэла в ответ помахала рукой Анки.
— Какая чудна́я девочка, — заметила Грейс, когда они шли за Вероникой и Гжегожем по длинному, слабо освещенному коридору.
— У нее бывают бредовые идеи, — объяснила ей Кася. — Последний доктор, который ее осматривал, выявил у нее шизофрению.
— А что за идеи?
— Она верит, что она вообще не отсюда. Что живет где-то в деревне с родителями и маленькими сестрами. Говорит, ее отец выращивает репу и держит свиней. Бо́льшую часть времени она сидит у себя в комнате, разговаривая с сестрами, которых у нее нет и никогда не было — насколько нам известно.
— А Анка?
— Не знаю. Может, и правда досталась ей от бабушки. Кто знает? Но кукла странная, да? Я таких никогда не видела. Красивая, но странная.
Они поднялись по лестнице, и Кася стала водить ее по комнатам. Все они оказались заставлены детскими кроватками, в каждой из которой лежал худой, отчаявшийся ребенок. Некоторые сидели и смотрели в никуда. Другие спали, укутавшись в одеяла. Многие безостановочно качались из стороны в сторону или бились головами о брусья своих кроваток. Один мальчишка то и дело закрывал лицо руками и хныкал.
Во всех комнатах было холодно; вместо занавесок на окнах висели шершавые коричневые одеяла — поэтому здесь всегда было темно.
Грейс изо всех сил старалась сохранять невозмутимость. Она сделала много фотографий, сняв каждого ребенка не менее десятка раз. Закончив, проследовала за Касей в прихожую, где их ждали Гжегож и Вероника.
— Ну? — спросил ее Гжегож.
— Не знаю, что и сказать, — ответила Грейс.
Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
— Вы покажете это в своем журнале, да?
— И даже больше, Гжегож, обещаю вам. Я вытащу этих детей отсюда.
* * *
Когда она уже собиралась уходить, Габриэла подошла к ней и несколько раз дернула за рукав.
— Что такое, Габриэла?
— Она хочет, чтобы ты взяла ее с собой, — перевела Кася.
— Прости, милая. В другой раз. Обещаю, я вернусь за тобой.
— Она говорит, за ней придет ведьма.
— Ведьма?
— Баба-яга. Это ведьма из польской легенды. Считается, что она ела детей.
Грейс взяла ручки Габриэлы в свои и сказала:
— Никакой ведьмы нет, Габриэла. Никто тебя не тронет.
Но девочка подняла свою куклу и ответила:
— Анка охраняет меня от Бабы-яги. Когда мне снятся кошмары про нее, я всегда целую Анку и она проглатывает его. Но сейчас она заполнилась кошмарами и больше не может их глотать. Когда Баба-яга придет в следующий раз, Анка меня не спасет. Баба-яга съест меня, выплюнет косточки и насадит мою голову на кол.
Грейс покачала головой и улыбнулась:
— Габриэла, ничего подобного с тобой не случится. Я расскажу о тебе некоторым людям в Варшаве и кое о чем договорюсь. Понимаешь? А когда я это сделаю, то вернусь и заберу тебя из этого места.
Габриэла подняла на нее умоляющий взгляд.
— Пожалуйста, заберите меня сейчас. Я не хочу, чтобы меня съели.
Грейс повернулась к Касе.
— Мы можем ее взять? Она так расстроена.
— Боюсь, это совершенно невозможно, — ответила Кася. — По крайней мере, не сегодня. Для этого нужно разрешение комиссии по усыновлению. Они всегда идут навстречу, когда кто-то хочет усыновить здоровых детей, но с такими больными… ну, тут могут возникнуть бюрократические трудности. Придется заполнять сотни форм.
— Ладно, — сказала Грейс с неохотой. А потом погрозила пальцем кукле Габлриэлы и строгим голосом проговорила: — Анка! Слушай меня, Анка, и слушай внимательно! Позаботься о Габриэле еще чуть-чуть, хорошо? Уж найди у себя в животике место, чтобы проглотить еще немного ее кошмаров. Нельзя, чтобы Баба-яга ее съела, согласна?
Габриэла больше ничего не сказала, но прижала Анку к себе и посмотрела на Грейс с таким отчаянием, что та лишь произнесла:
— Ладно, Кася. Пойдем. Это слишком тяжело.
Когда они вышли из Тенистого приюта, Грейс заметила на горизонте мерцающий свет над фабричными трубами в Катовице и услышала, как где-то вдали гремел гром, напоминая орудийные выстрелы. Оглянувшись, она увидела, что Габриэла стояла в открытом дверном проеме и пристально на нее смотрела.
Читать дальше