Джозеф Д’Лейси - DARKER - Рассказы (2011-2015)

Подойдя ко мне, Рэнди уставился вдаль, автомат болтался на спусковой скобе. Какое-то время мы просто стояли. Синь над нами раздалась еще шире.

— Ну и что ты думаешь, Экранище? — произнес он наконец. — Только ты да я, а? — Он одним движением вскинул автомат на плечо и дал пять коротких очередей в небо, которое поглотило их без остатка. Затем широко улыбнулся. — Надо бы открыть боковую дверь.

Не успел я даже отлепить колени друг от друга и набрать в легкие воздуха, как из зарослей вспугнутой стайкой фазанов повалили люди — вихрь из темной кожи, драных соломенных шляп и потрепанных рубах с разрезами на поясе. Некоторые радостно прочирикали Рэнди приветствия по-испански, он прочирикал что-то в ответ. Я отшатнулся к фургону.

— Живей, Экранище! — рявкнул он. Я просунул трясущуюся руку между клоунских ребер, вцепился в ручку и повернул ее. Сейчас меня радовало, что я не стал пить той колы из «Шека». Если б во мне сейчас была хоть какая-то жидкость, она бы уже текла по ногам.

Едва дверь открылась, Рэнди заскочил в кузов и откинул крышку ближайшего холодильника. Рабочие сгрудились вплотную к нам, как новорожденные щенки, дерущиеся за лучший сосок, хотя при этом боялись и локтем меня задеть. Один из них, мальчишка лет двенадцати, на миг встретился со мной глазами и прошептал: « Buenas Dias ». Несколько других кивнули, протискиваясь мимо него. Я присоединился к Рэнди.

— De nada [231] Не за что (исп.). , Эктор, — говорил он тем временем, протягивая шоколадный рожок с орехами ближайшему рабочему, мужчине с колючей грязно-серой козлиной бородкой, которая казалась вмурованной в его кожу, как рудная жила в камень. Эктор вручил Рэнди десятицентовик и встал позади остальных, нетерпеливо срывая обертку.

Чтобы осчастливить всех, понадобилось не больше пяти минут, но Рэнди задержался еще на двадцать — сидел в кабине, свесив ноги наружу, почти не говорил и много улыбался. Рабочие сбились в кучки по двое-трое человек и уминали эскимо, опираясь на мотыги и глазея вокруг. Их жилища, подумалось мне, тоже могли быть скрыты где-то в окрестностях, как и все их родственники, которые правдами и неправдами добрались досюда и разыскали их. Со мной никто больше не заговаривал, но все до единого приподняли сомбреро перед Рэнди, прежде чем раствориться в кормивших их полях. После них не осталось ни мусора, ни следов.

— Такое мороженое шло по доллару за штуку, когда мне было десять, — заметил я. — А это было десять лет назад.

Мой голос казался неестественным, дрожащим. Автомат Рэнди лежал позади нас между холодильниками, словно хозяин про него забыл. Я едва не кинулся к нему. Только вот я, хоть убей, не мог придумать, что бы сделал потом.

— Я его взял по доллар двадцать, — отозвался Рэнди. — Но видишь ли, я могу себе это позволить. С завтрашнего дня ты сам начнешь принимать решения. Вот почему так круто быть Клоуном. Кроме тебя, никто не узнает, и никому нет дела.

Вернувшись в кузов и пригнувшись, чтобы не удариться головой, он подобрал автомат и принялся захлопывать крышки камер. Вид у него был не особо задумчивый, так что вряд ли в этот момент он решал, скосить меня очередью или нет.

— А почему бы не раздавать им его просто так? — спросил я. — Мороженое, в смысле.

Рэнди взглянул на меня вполоборота, прижимая автомат к груди одной рукой.

— Тебе что, нравится оскорблять людей, Экранище?

Я разинул рот.

— Я так и думал, что не нравится. Не забывай, они не в курсе, почем оно мне обходится.

Закрывать дверь снова пришлось мне. Потом мы с громыханием выбрались из полей и возвратились на побережье.

Прошло еще два часа. Мы сделали остановки у антикварного магазина и нескольких аудиторских фирм, у боулинг-клуба и дома престарелых, где наконец и я вышел из фургона. Отчасти потому, что так было надо. И отчасти для того, чтобы спастись от фреона, которым я практически без перерыва дышал последние восемь часов и от которого у меня чудовищно разболелась голова. Но еще меня распирало любопытство. Пережитое на цветочном поле что-то расшатало во мне, и я чувствовал, как оно бренчит внутри, когда выходил на полуденную жару.

Рэнди не было уже четверть часа. Мне стало интересно: неужели его и здесь встретили с той же радостью и теплом, как и везде? Я с опаской приблизился к тротуару перед главным входом, и там мне перегородил дорогу удивительный человечек — лысый, розовокожий и с таким кривым позвоночником, что голова его находилась примерно на высоте моего пупка. Вгоняя металлические ножки ходунков в мостовую, словно альпинист — крючья в скалу, он волочился в сторону яркой вывески на краю парковки, обещавшей ВЫХОД НА ПЛЯЖ. Под надписью был изображен силуэт длинноволосой красотки в купальнике, разлегшейся во всю длину, и ее груди смотрел точно вверх. Ковыляя мимо, старик не обратил на меня внимания, зато достал изо рта вишневый леденец, и завис тот перед его губами, как точка у опрокинутого набок вопросительного знака. Я подумал, а не стоит ли его поднять, осторожно перенести к песку.