Майкл Каннингем: Дикий лебедь и другие сказки

Двенадцать принцев-лебедей жили на скале в открытом море, и лишь единственный день в году им дозволялось появляться в родном королевстве. Этого дня король с королевой ждали с нетерпением, а когда он наступал, чувствовали себя неуютно. Мало радости провести день с двенадцатью некогда статными и отважными сыновьями, которых видишь раз в год, а они знай себе гогочут, чистят перышки и, хлопая крыльями, клюют крошки во дворе замка. Король изо всех сил притворялся, будто страшно рад их видеть. У королевы каждый раз случалась мигрень.

Шли годы. И вот наконец…

Когда принцы-лебеди прилетели на очередную ежегодную побывку, младшая сестра сняла с них злые чары. В лесу, где она собирала ягоды, ей встретилась старушка-нищенка, которая научила девушку: единственный способ расколдовать братьев – соткать им рубахи из крапивы.

Трудиться приходилось тайком, потому что рубашки надо было ткать не из абы какой крапивы (так, во всяком случае, сказала старушка), а из собранной ночью на кладбище. Если бы кто увидел, как принцесса в глубокой ночи рвет крапиву меж могильных камней, мачеха, как пить дать, объявила бы ее ведьмой и отправила на костер. Девушка смышленая, она не полагалась на заступничество отца, к тому времени уже втайне лелеявшего мечту (в которой даже самому себе не признавался) избавиться наконец от всех своих детей.

По ночам принцесса пробиралась за крапивой то на одно, то на другое кладбище, а потом дни напролет ткала рубахи. Пришлось очень кстати, что в замке на нее никто особо внимания не обращал.

Дело уже шло к концу, но как-то раз столичный архиепископ (его-то никто не стал спрашивать, что он забыл ночью на кладбище) подглядел, как принцесса собирает крапиву – и на нее донес. Королева давно подозревала, что что-то с этой девицей неладно (та, подумать только, не доверяла мачехе даже самых невинных девичьих секретов и воротила нос от туфелек, которые хоть в музее выставляй), и ее подозрения наконец оправдались. Король, как и следовало ожидать, пошел на поводу у супруги – надо же было показать себя человеком сильным и неподвластным сантиментам, образцовым правителем, для которого нет ничего важнее, чем защитить свой народ от козней темных сил, королем, который готов обречь на казнь собственную дочь-принцессу, лишь бы гарантировать безопасность подданных, уберечь их от злых чар и бесовских наваждений.

Принцессу уже возвели на костер, когда из-под хмурых небес на замковый двор спустились лебеди. Она набросила на птиц крапивные рубахи – и в тот же миг над двором пронесся ослепительный шумный вихрь, и из него выступили двенадцать статных юношей. Все двенадцать были, если не считать рубах из крапивы, абсолютно голыми; вокруг них в воздухе кружились, опадая, белые перья.

Если точнее…

…то одиннадцать принцев предстали публике в полностью первозданном виде, а вот двенадцатый расколдовался не до конца: правое крыло осталось у него крылом, потому что сестре не дали докончить работу и у последней рубахи недоставало одного рукава. В принципе, могло ведь быть и хуже.

Одиннадцать молодых людей в скором времени женились, завели детей, обросли связями и знакомствами, принялись закатывать вечеринки, которые всех – даже мышей в подполе – приводили в полный восторг. Немилосердно обставленная мачеха, оставшись в столь вопиюще неподобающем ее статусу меньшинстве, удалилась в монастырь, чем подвигла короля на фантомные воспоминания о том, как он свято хранил любовь к заколдованным сыновьям, но был бессилен противиться старой ведьме; принцы его версию прошлого приняли с превеликой охотой.

Вот и сказке конец. «Жили долго и счастливо» – выпал общий, неумолимый, как нож гильотины, приговор всем ее персонажам.

Точнее сказать, почти всем.

У двенадцатого брата, того, что с лебединым крылом, дела складывались не слишком счастливо. Отцу, дядьям с тетками, всяким прочим знатным господам и дамам он служил неприятным напоминанием о том, как запросто они уживались с силами зла и как легко отправили принцессу на костер, не дав доткать спасительные рубахи.

Придворные отпускали в адрес крылатого принца шуточки, которые радостно, под видом невинных хохм подхватывали одиннадцать его анатомически безупречных братьев. Стоило ему появиться в комнате, как маленькие племянники и племянницы, дети одиннадцати братьев, разбегались кто куда, а потом хихикали из-за кресел и гобеленов. За столом невестки наперебой просили принца вести себя поспокойней (увлекшись, он начинал размашисто жестикулировать – так, что однажды смахнул на пол целый олений окорок). Дворцовые кошки при виде его сердито шипели и пускались наутек.