Роберт Блох - Безликий бог - Египетский цикл

И тогда случилось то, чего он так страшился. Еще на бегу он ощутил, как земля под ногами сотрясается в спазмах гигантской судороги. Огромные вздымающиеся волны песка откатились от валунов — и на открытом месте восстал идол, грозно поблескивая в темноте. Песчаные волны захлестнули бегущего Стугача, засасывая его ноги, как трясина, поднимаясь к груди. В тот же миг странная тень прыгнула вперед и будто соединилась в воздухе со статуей, окутав ее туманной живой дымкой. И Стугач, трепеща в объятиях песка, от ужаса утратил последние остатки разума.

Бесформенная статуя отсвечивала живой плотью в мертвенном свете, и обреченный человек глядел в ее страшное лицо. Его сновидение стало явью: за этой каменной маской он видел лик с глазами желтого безумия и блистающими смертью глазами. Черная фигура распростерла крыла на фоне холмов и с громоподобным ударом канула в песок.

И больше над землей не осталось ничего, помимо живой головы; голова дергалась, плененное тело безуспешно пыталось высвободиться из железной хватки песка. Голова изрыгала проклятия, которые перешли в исступленные просьбы о помощи, после в рыдания, в которых звучало лишь одно имя: «Ньярлатхотеп».

Когда наступило утро, Стугач был еще жив. Солнечный жар превратил его мозг в комок багровой боли. Но это продолжалось недолго. Стервятники, поднявшись над пустыней, ринулись на него, словно их направила невидимая рука.

Где-то рядом, похороненный в песке, покоился древний идол, и на его лишенном черт лице блуждала еле заметной тенью чудовищная, затаенная улыбка. Ибо и в смерти изуродованные губы ни во что не верившего Стугача шепотом воздавали хвалу Ньярлатхотепу, Богу Пустыни.

Статуя Анубиса тонула во тьме. Слепые глаза неисчислимые века купались в черноте, и прах столетий оседал на каменной голове. Влажный воздух подземелья заставил ее частично осыпаться, но каменные губы статуи по-прежнему изгибались в издевательской ухмылке загадочного ликования. Могло показаться, что идол жив и жил все то время, пока мимо текли смутные столетия, унося славу Египта и древних богов. В этом случае у него, бесспорно, была бы причина ухмыляться, размышляя о древнем величии, о тщете исчезнувшего великолепия. Но статуя Анубиса, Открывающего Пути, шакальеголового бога Карнетера, не была жива, а те, что некогда благоговейно склонялись перед нею, давно были мертвы. Смерть была повсюду: она витала в темном туннеле, где стоял идол, пряталась в саркофагах среди мумий, смешивалась даже с пылью на каменном полу. Смерть и тьма — тьма, куда за три тысячи лет не проник ни единый луч света.

Но сегодня пришел свет. Пришествие его возвестил лязгающий скрежет: дверь в дальнем конце коридора повернулась на проржавевших петлях, открылась впервые за тридцать веков. На порог упал незнакомый отсвет фонаря, внезапно послышались голоса.

Во всем этом чувствовалось нечто неописуемо странное. Три тысячи лет в эти черные подземные склепы не проникал никакой свет, ничья поступь три тысячи лет не тревожила ковер из пыли на каменных полах, три тысячи лет ни один голос не отдавался эхом в древнем воздухе. Последним освещал эти стены священный факел в руке жреца Баст; последними прошли здесь ноги, обутые в египетские сандалии; последним раздался здесь голос, читавший молитвы на языке Верхнего Нила.

И вот теперь электрический фонарь залил подземелье внезапным светом, ботинки громко застучали по полу и голос с британским акцентом выругался от всего сердца.

В свете фонаря показался носитель света. То был высокий и худой человек с лицом таким же сморщенным, как папирус, который он нервно сжимал в левой руке. Седые волосы, запавшие глаза и пожелтевшая кожа придавали ему вид старика, но в улыбке тонких губ читалось торжество юности. Позади него стоял другой, более молодая копия первого. Именно он произнес ругательство.

— Боже мой, отец — мы добрались!

— Да, мой мальчик.

— Смотри! Вот и статуя, как раз там, где отмечено на карте!

Они прошли по пыльному туннелю и остановились перед идолом. Носитель света, сэр Рональд Бартон, поднял фонарь повыше, чтобы лучше рассмотреть каменную фигуру бога. Питер Бартон стоял рядом, следя глазами за взглядом отца.

Пришельцы долго рассматривали хранителя оскверненной ими гробницы. Странная то была минута здесь, в подземном коридоре — миг, впитавший в себя вечность, миг, когда старое встретилось с новым.