Ольга Михайлова - Сладость горького миндаля

Монтгомери кот показался забавным, Перси Грэхем вежливо и даже льстиво сказал, что он просто красавец, а вот мисс Монмаут и мисс Сэмпл он совсем не понравился, мисс Кэтрин даже прошептала, что кот похож на дьявола из преисподней. Кот чёрной мордой и впрямь напоминал демона, вылезшего из пламени.

Герцогиня смерила мисс Монмаут долгим взглядом и ничего не сказала, ласково погладив Арлекина, под хозяйской рукой громко и мелодично замурлыкавшего.

— Этих очаровательных котов моя подруга, герцогиня Бервик, разводит в своём поместье в Шропшире, — пояснила она Монтгомери, тоже стоящему рядом, — из всего помета её кошки Лилит и лучшего производителя Красы Персии этот был самым забавным. Он не похож на персидского кота, мне не нравятся их морды, — пояснила леди Хильда. — В нём — загадочный взгляд матери и удивительный окрас отца, а Арлекином его окрестил мой муж, — она вновь погладила его, но кот, уже устав от всеобщего внимания, плавно стёк с рук компаньонки и неожиданно потёрся головой о брюки Джеймса Гелприна, стоявшего у камина.

— Как он любит вас, Джеймс, — уронила герцогиня, и мистер Гелприн любезно раздвинул бледные губы в ответной улыбке, но ничего не сказал.

Кот наконец запрыгнул на каминную полку, где весьма вальяжно развалился.

— Следи, чтобы он не убежал, Бартоломеа.

Пучеглазая компаньонка важно кивнула.

Говард и Марвилл выглядели после ужина одинаково: оба казались растерянными и основательно выбитыми из колеи. Хилтон и Грэхем крутились теперь возле герцогини, как два голодных кота вокруг сала, каждый при этом норовил оттереть плечом другого, но леди Хильда, деля внимание между гостями Корбина поровну, была равно любезна со всеми.

Монтгомери тихо спросил Корбина, кто такой мистер Гелприн, сам он видел его впервые. Генри с готовностью пояснил, что это — родственник Хантингтона, сын его покойной сестры. Он палеограф и полиглот, весьма интересный человек. Милорд Фредерик молча оглядел по-прежнему стоявшего у камина Гелприна и ничего не ответил. Гелприн чем-то понравился ему, хоть он и не мог понять, чем именно, но что-то в нём и отталкивало. Монтгомери не заметил в нём ни малейшего интереса ни к герцогине Хантингтон, ни к племянницам графа, ни к гостям Корбина.

Несмотря на приглашение Корбина перекинуться в картишки, Монтгомери предпочёл уединиться в своих апартаментах. Герцог отпустил камердинера и устроился в кресле у камина, прикрыл глаза, и перед его мысленным взором вновь предстала герцогиня Хантингтон: пепел волос, глаза колдуньи, жемчужное сияние кожи, коралловые губы. Она напоминала старинную камею, в этой женщине подлинно проступали порода и утончённость, сдержанная величавость и томная грация. Милорд Фредерик снова вспомнил, какими поблёкшими по контрасту с герцогиней показались ему племянницы графа.

Да, рядом с такой женщиной другим особам женского пола появляться опасно для сравнения и больно для самолюбия. О, да ведь жена Фаррелла, мать герцогини, была итальянкой из Неаполя! Вот откуда это причудливое смешение светлого лика и свинцового тумана гематитовых глаз. Но хороша, хороша чрезвычайно, и губа у Хантингтона и подлинно была не дура, если он сумел разглядеть эту красоту в бутоне и вдохнул её первый, самый свежий и терпкий аромат…

Монтгомери вздохнул. Его дни клонились к закату, ему, увы, оставалось только праздно любоваться этой красотой, насладиться которой дано другим. Но кому? Не потому ли Корбин пригласил в замок Грэхема и Хилтона, что кто-то из них понравился его крёстной дочери? Она не посещала светские гостиные, но подлинно могла где-нибудь в церкви увидеть графа Нортумберленда или Арчибальда Хилтона.

Мысли эти не порадовали Монтгомери, но ведь это были только его предположения. Кто знает, насколько они верны?

Хилтон, смеясь, сказал, что она благопристойно выдержала срок траура. Арчибальд, естественно, просто повторил то, что говорилось в свете, но общество в таких случаях редко ошибалось. И неважно, чем было вызвано стольстрогое следование приличиям — истинной привязанностью к супругу или нежеланием вызвать толки вокруг своего имени, всё равно подобное поведение заслуживало похвалы и свидетельствовало об уме. И Генри сказал, что она умна.

Но умная женщина не увлечётся ни Грэхемом, ни Хилтоном.

Милорду Фредерику не понравились и взгляды, которые бросали на леди Хильду Чарльз Говард и Эдвард Марвилл. Он знал, что к женитьбе на стотысячном приданом мисс Кэтрин Монмаут Марвилла понуждало разорение семьи, ибо от отца он получил только титул. Чарльз Говард, выказавший за время пути сюда немалый интерес к возрасту и состоянию леди Хантингтон, тоже явно не был влюблён в свою невесту. И Генри это подтвердил. В свете болтали, что Говард просто потерял надежду, что его дядюшка, достопочтенный Джозеф Финли, когда-нибудь умрёт, и решил сам о себе позаботиться. Ему удалось понравиться мисс Сьюзен Семпл, и в середине ноября должна состояться свадьба.