Эскандер Анисимов - Заметки сумасшедшего (сборник)

Надо признаться, его самоуверенность придали мне толику необходимого мужества, и я перестал его бояться.

– Что же тебе мешает забрать меня? – произнёс я уже более спокойно.

– Понимаешь, – ответил он, – есть небольшая проблема. Так просто нельзя забрать тело человека, не этично. Есть правила, которые обязаны соблюдать и вверху и внизу. Согласно им, я могу забрать тебя в том случае, если ты умрёшь, и умрёшь, перед этим согрешив. Dura lex, sed lex, как говорится. Как же древние чётко формулировали суровость этого мира!

Пережитый страх или что-то ещё вызвали у меня подобие истерики, и я стал общаться с посланником сатаны довольно смело.

– И ты надеешься, что в скором времени я умру? – поинтересовался я. – Или, может быть, согрешу?

– За время, что занимаюсь этим делом, все те, с кем я общался, повиновались мне. Стоило взглянуть им в глаза, и они выполняли всё, что я им велел. То же мог сделать и с тобой, но, однако, не стал. По моему мнению, ты несколько отличаешься от остальных. Ты сможешь сделать выбор в пользу зла и добра. Если ты выберешь то, что я тебе предложу, и исполнишь моё задание, то тебя ожидает бессмертие и вечная жизнь. Если же откажешься, то я сделаю с тобой то, что делал со многими.

– В любом случае ты в выигрыше – ответил я. – В чём же смысл?

– Смысл в том, что у тебя есть выбор. Посмотри на доску, – произнёс он, поворачивая доску фигурами ко мне. – Древние персы не зря любили шахматы. Персидские правители, двигая фигуры, думали, что управляют целыми народами. Однако все они умирали, и их империи разрушались, так как они сами были лишь пешками в огромной шахматной игре, где главным игроком была судьба.

– Я тебе даю шанс отправиться в этот полёт. Сделать выбор и выйти из шахматной игры.

Если ты решишься, то ты знаешь, что делать. Как только ты сделаешь это, я тут же сделаю тебя бессмертным. Не стоит бояться смерти – пусть она боится тебя. Но мы, однако, засиделись. Тебе пора.

Встал я без будильника – приснившийся сон его заменил. Умылся под краном, потом, подумав, включил холодный душ и залез под струю. Приняв «бодрящий душ», прошёл на кухню и извлёк из потаённых запасов кухонного шкафа купленную ранее и тщательно спрятанную бутылку водки. Она лежала в шкафу на случаи непредвиденных, форс-мажорных обстоятельств, которые, по моему мнению, как раз возникли. Налив в стакан, сел за стол и принялся думать.

Самое необычное то, что мысли шли спокойно и не вызывали у меня никакого страха. Та злость, о которой он мне постоянно намекал, брала верх над другими чувствами, и после третьей рюмки я решился.

Встал из-за стола и пошёл в кладовку, где хранился старый, но ещё рабочий пистолет «Макарова».

Дед в советское время служил в милиции, и, уходя на заслуженный отдых, не поленился прихватить с собой табельное оружие и коробку патронов к ним. Этот пистолет переходил в нашей семье от отца к сыну и теперь, наконец, оправдает своё предназначение.

Стерев пыль с холодного металла, я проверил взвод курка и зарядил в обойму три патрона. Затем подошёл к телефону и набрал Мишкин номер.

– Миша, привет. Узнал? – произнёс я.

– Ааа, Колька, – радостно сказал Миша, – наконец позвонил, а то я уж совсем думал, забыл.

– Да ты что, – ответил я – Наоборот! Миш, давай отметим твой контракт, как думаешь? На старом месте встретимся и отпразднуем?

– Это можно, – произнёс довольным голосом Миша. – Значит на старом месте? Отлично! Когда подъезжать?

– Да прямо сейчас, – сказал я – Что время тянуть.

Произнеся, что уже мчится, Мишка положил трубку.

Я тоже стал собираться: надел куртку, засунул в боковой карман «Макаров», моток верёвки и поехал на встречу.

Нашим местом мы называли недостроенную девятиэтажку возле окраины города, там на шестом этаже мы обычно собирались группой и отмечали громкие события студенческой жизни. После окончания института все разъехались, так что старую традицию поддерживали только мы с Мишкой.

Такси подъехало к зданию, и я, расплатившись с шофёром, пошёл к многоэтажке. По моим примерным подсчётам, Мишка должен был уже быть там. Поднявшись на шестой этаж, я понял, что мои расчёты оправдались.