Светлана Гришина - Четыре кита, или Право выбора

До сознания Соло вдруг наконец дошло, кто стоит перед ним. Он резко поднялся с колен и тут же вновь сел на землю:

– Ты? – только и смог выдохнуть юноша.

– Милый мальчик, – человек в плаще игриво покачал головой. – Если твои прекрасные глаза выскочат из орбит, ты уже не будешь столь хорош, и я могу передумать.

Соло зажмурился, потряс головой, вновь открыл глаза и… никого перед собой не увидел.

Вздох облегчения вырвался из его груди, но в ту же секунду горькое разочарование и досада охватили его. Бред, показалось. Ах, если б это действительно было возможно.

– А кто смеет утверждать обратное?

Слева от парня снова раздался голос. Черный человек стоял рядом и, усмехаясь, разглядывал юношу.

Быстро справившись с удивлением Соло поднялся на ноги и, дерзко глядя в глаза «незнакомцу», сказал:

– Я готов принять твою помощь, но что ты хочешь взамен?

Мужчина улыбнулся и устало прикрыл глаза рукой.

– Да, увы, я далеко не альтруист и не помогаю безвозмездно. – Пальцы, прикрывавшие глаза, раздвинулись, и черное око воззрилось на юношу.

– Есть у нас одна фамильная черта – мы любим жертвы. Жизнь за жизнь.

– А я должен умереть за нее? – торопливо заговорил Соло, – Согласен. Приступай, не мешкая.

– О, не надо понимать мои слова столь драматично, я не собираюсь тебя умерщвлять. Ты останешься при своей плоти и крови, только твоя жизнь и все твои помыслы должны будут послужить мне.

– Как это?

– Очень просто, – слегка раздражаясь непонятливости Соло сказал господин в плаще. – Ты навсегда уйдешь из этих мест, будешь находиться рядом со мной и выполнять мои поручения и прихоти. Зато твоя Миона поправится, выйдет замуж, нарожает кучу розовеньких деток и будет счастлива.

Соло задумался. Мысль о смерти не пугала его, но остаться живым, помнить Миону и не иметь возможности видеть ее, говорить с ней, казалось невыносимым.

– Твои сомнения мне понятны. Подобное расставание кажется вариантом худшим, нежели сама смерть. Но ты не представляешь, что можешь обрести, – голос господина перешел на свистящий шепот, – несметное число красивейших женщин, феноменальные возможности и абсолютную безнаказанность. К тому же, не обещаю тебе жизнь вечную, но продлить твою на оч-ч-чень длительный срок – смогу.

Соло захотелось взвыть от отчаяния. Абсолютная безнаказанность, красивейшие женщины! Ему очень хорошо было известно, чем придется платить за эти сомнительные удовольствия.

– А вот тут ты не прав. Ты не будешь расплачиваться за службу мне, ты расплатишься службой за оказанную услугу. Возможно, ты даже сможешь уйти.

– Когда?

– Не спеши. Может статься, тебе и не захочется. Ну, так что? Время идет, а воскрешением из мертвых я не занимаюсь.

Соло с трудом проглотил комок в горле.

– Хорошо. Я согласен, только…

– Разумеется, – опять прервал господин, – ты посмотришь на нее. Но только один раз.

Юноша обреченно кивнул головой.

Не говоря более ни слова, человек в черном плаще поднял руку и коснулся пальцами лба Соло. Свет померк в его глазах.

Сколько времени прошло с тех пор Соло не хотел знать. Как и было обещано, он смог заглянуть в окно – иллюминатор, находящееся в апартаментах его господина. Миона сидела на траве, в окружении луговых цветов, и ее волосы, пронизанные солнечными лучами, ореолом обрамляли склоненную головку. К ней, держа за руку маленькую девочку, шел мужчина. Прикрывая ладонью глаза от солнца, Миона улыбалась им.

Соло отвернулся. «Деревенская идиллия», – зло подумал он. Все именно так, как было обещано. Она жива, здорова и, очевидно, счастлива, только почему же так хочется треснуть кулаком по этому глупому стеклу? Почему вид довольной жизнью женщины так раздражает, что сводит скулы?

Молодой человек вдохнул воздух полной грудью и с шипением выдохнул. Пора учиться владеть эмоциями. Тем более – теперь. Вся эта мирская суета не может волновать человека, который, волею своего господина, презрел все возможные законы физики и может летать по воздуху, словно птица, или по первому своему желанию растворяться в пространстве, словно дым. Он гордо поднял голову и ушел не оглядываясь, и потому не видел выражения лица Мионы, когда она убрала руку.

В глубоких озерах ее глаз плескалась мутная тоска вкупе с настороженностью. Миону изводило ощущение, что она забыла что-то очень важное, необходимое. Иногда она замирала на месте, упершись взглядом в пустоту и боясь шелохнуться, стоило только ей зацепиться памятью за какой-то звук или чей – то жест, показавшийся знакомым. Но, лишь только сердце вздрагивало в ожидании того, что звенья памяти, наконец, соберутся воедино, и она поймет, что же ею забыто, тотчас тонкая цепочка, едва вильнув хвостом, вновь рассыпалась. И тогда Миона, смахнув наваждение, продолжала жить дальше.