Мария Фомальгаут - Обратная сторона Мебиуса

– Разрядилось…

– Дай гляну… блин, самому зарядить не судьба было? Тут проводок подпаять, все дела…

– Не умею.

– У тебя руки, что ли, не тем концом вставлены? И башка туда же?

– Тем…

– Те-ем… а чего к пирамиде полез? Жить расхотелось?

– Да нет… я думал от нее топливо взять…

– Ну я и говорю, башка не тем концом вставлена. Где это видано, чтобы пирамида топливо давала? Она из тебя, брат, все вчистую высосет… На вот штуку свою, зарядил я тебе…

– Спасибо.

– Не за что. Не во что. Чего сидишь, давай там в ящиках пошукаем, может, где тушенка какая завалялась… Если крысы не слопали. А то у нас такие крысищи пошли, скоро банки железные с голодухи прогрызать начнут…

Ван Клик покорно идет за Жекой, Ван Клик первый раз видит такое, чтобы сломанную вещь можно было воскресить. Вот так. Голыми руками. Ну, не голыми, ну, какой-то палочкой с дымком. Похоже, волшебные палочки бывают не только в фильмах про Хогвартс…

– Жека, а когда утро будет?

– Да уже утро, ты глянь на часы, пик-пик девять… наши щас на работу поперли…

– Да нет, настоящее утро – когда?

– Ясен пень, никогда.

– Нет, я серьезно, все ночь и ночь…

– И я серьезно. Где это видано, чтобы утро было…

Жека спохватывается:

– А утро, это как?

– Это когда солнце поднимается… – осторожно отвечает Ван Клик.

Что Жека сумасшедший, это ясно. Должно быть, под действием какой-то дури, очень сильной, нормальный такую чушь пороть не будет. Но тогда и весь этот мир под действием какой-то дури. И земля, и небо…

Жека припоминает. Солнце… это на картинках, желтое такое, как лампочка. Обчитался парняга красивых журнальчиков, уже с ума сходит. У Жеки в цехе работал такой убогий, грузовой лифт поднимал. Каким-то там мессией себя считал, или черт пойми…

– Чш!

Жека что-то слышит. Вожделенная тушенка падает из рук, уже не до тушенки, уде ни до кого и ни до чего.

– Ложись!

– Что?

– Ложись, говорю, че, жить надоело?

Ван Клик ничего не понимает. Но это он запомнил, когда Жека говорит – жить надоело, значит, случилось что-то нехорошее. Ван Клик падает на холодный пол, сливается с землей. Замирает. Это в какой-то игре было, там надо было своего виртуального персонажа…

Ладно, не о том речь.

Ван Клик видит, что так напугало Жеку. Люди. Много людей. Там, снаружи. Идут по снегу, едут по снегу на некрасивых машинах. Куда-то торопятся, что-то кричат, давай, давай, живей, живей. Как будто ищут кого-то.

Ванн Клик видит их через окошечко склада. Давненько он не видел столько людей, да Ван Клик вообще давненько не видел людей. Отвык от людей. Боялся людей. Должно быть, у Жеки тоже социофобия, раз он так от людей шарахается. Может, Ван Клик с ним даже на каком-нибудь форуме хикки переписывался, интересно, у него ник не Чипман случайно?

Люди продолжают суетиться, но теперь далече, – только на горизонте мелькают огни. Жека осторожно пробирается вглубь склада, тащит за собой Клика, тащит тушенку, хоть пожрать первый раз в жизни…

Чего они всполошились вообще? Как это, сколько их, куда их гонят, что так жалобно поют… ни фига себе отправили армию на поиски Жеки, ну да, шуточка ли дело, цех спалил…

– Чего смотришь, лопай давай…

Ван Клик не понимает. Но Жека ест, и Ван Клик тоже ест, не чувствует вкуса, ничего не чувствует, за годы жизни в городе Ван Клик уже и забыл, что значит проголодаться…

– Ты вот чего… ты спать хочешь?

– Да… – Ван Клик прислушивается к себе, – как-то нет…

– И славно. Давай, я сосну чуток, а ты тут покараулишь.

– Что покараулю?

– Все покараулишь. Чтобы эти сюда не вломились… друзья сердечные… тараканы запечные…

– А-а…

– Бэ-э.. Ну все, спать я пошел…

Жека никуда не пошел, разлегся здесь же, на ящиках, закутался в убитые жизнью одеяла, из которого кое-как выколотил пыль. Надо было спать, и не засыпалось, смотрел на карту мира, и Ван Клик тоже смотрел на карту мира, представлял себе свою карту мира, огромный город на благодатной земле, а Жека видел свою карту мира, редкие островки жизни в вечных снегах.

Неизменными были только пирамиды.

Пирамиды…

Пирамиды…

Жека чувствует, что начинает что-то понимать, вот-вот, вот сейчас, ну же… ну же… хватает ускользающую мысль, проваливается в сон, мысль улетает, оставляет в руках только пучок перышек из хвоста…

А наутро Ван Клик умер.

То есть, Жека не сразу понял, что он умер. Жека еще выбрался из-под одеял, еще долго растирал пальцы, закоченели-таки за ночь, еще долго прокашливался, блин, как ни проснется Жека, вечно простуженный, холод-то сучий… Еще прислушивался, не идут ли эти, которые те, которые эти, которые Жеку ищут. Нет, никого нет, унес их черт, и на том спасибо…