Марк Перовский - Бездна

– Ну, мне они совсем не нравятся. Хотел бы сжечь их, но жаль потраченного времени.

Мы на некоторое время замолчали. Наконец, он повернулся ко мне.

– Может, начнём работать?

– Пожалуй, – пожал плечами я и встал.

Людвиг отвёл меня к окну и усадил на старую табуретку рядом, приказав смотреть в окно, откуда мне в глаза бил яркий солнечный свет. Он поправил моё положение головы и приступил к рисованию.

Сначала он просто смотрел на меня, что-то измеряя. Потом повертел головой, даже пару раз передвинул мольберт. В конце концов Людвиг всё же решился взять в руки кисточку и краски. Гуашь. Тёмная и склизкая. Мне больше нравилась акварель – в ней с виду не так много зла скрывалось.

Он принялся рисовать. Отложил краски и взял карандаш. Сделал пару набросков, выбросил их, потому что ему не понравилось. Нарисовал нормально и вновь в его руках оказалась палитра и толстая кисть.

– Да что ж такое?! – он, похоже, перерисовывал картину прямо там, на холсте. То ему не нравился цвет, и он уходил к большому шкафу с полупустыми банками с красками всех цветов, которые я только знал: и основные, и тонкие оттенки от терракотового, до индиго и персикового. Никогда мне не доводилось видеть столько яркости в одном месте. Жаль только, что Людвиг в итоге выбрал две серые банки и одну грязно-жёлтую.

– Вот так сойдёт, надеюсь, – сказал он, и у меня уже начинали закрадываться сомнения о его способностях художника. У меня затекла шея, и сидеть становилось всё тяжелее с каждой минутой. Солнце слегка сдвинулось в сторону горизонта, и его свет резал глаза не так сильно.

Затем на небе появились серые облака, и солнца не стало совсем.

– Не везёт что-то мне сегодня, – вздохнул он и отложил кисть. – Продолжим, когда вам будет удобно.

Я лишь глубоко вздохнул и повернулся в сторону мольберта. Шея приятно хрустнула.

– Может, немного прогуляемся? – сказал он мне, закрывая банки с краской. – Погода неплохая. Если бы только не эти облака…

– Я бы, наверное, не выжил, – шёпотом я закончил за него фразу и вновь присел на диван. Затем уже громко сказал:

– Почему нет? Заняться всё равно нечем.

– Вы ведь недавно здесь?

– Почти неделю.

– Тогда нам просто необходимо сходить в одно замечательное место. Оно в соседнем районе, но того стоит, – в глазах Людвига заблестел огонь.

– Что это за место?

– Там, где все деятели искусства находят свой дом.

– Надеюсь, это не какой-нибудь притон на окраине города? – я внимательно посмотрел на него, прожигая взглядом. Просто мне совсем уж не хотелось связываться с группой подпольных художников, либо ищущих способа забыться, либо ищущих признания среди таких же отбросов, как и они сами.

– Тогда, может, выпьем перед выходом? – Людвиг вновь взял в руки бутылку красного вина, что до этого времени стояла на столике, из кармана пальто достал штопор – мои брови невольно поползли вверх от удивления, – откупорил её и начал разливать тёмно-красную жидкость в бокалы. Запах у него был терпкий, даже немного кисловатый, отчего в первые секунды мне даже расхотелось пить. Но Людвиг уже стукнул свой бокал о мой и радостно сказал:

– Первый тост – за искусство! – и залпом осушил весь бокал.

Я сделал то же самое, но за три подхода.

– Ещё по одной? – спросил он, уже разливая вино.

– Мы же пойдём гулять, а не за новой бутылкой, вам не кажется? – нахмурился я. Мне претила мысль о том, что ночью я буду тащить его тощее тело на себе через несколько районов.

– К чему этот официоз? – Людвиг, казалось, стал чуть более раскрепощённым, нежели при нашей первой встрече. Теперь его глаза были полуприкрыты в сладостной истоме от кратковременного опьянения, а руки перестали дрожать. Хотелось даже сказать вслух, что лучше бы ему рисовать, будучи пьяным вусмерть, но промолчал.

– Давайте на «ты»?

– С удовольствием, – ответил я и осушил с ним ещё один бокал.

Уже через полчаса мы шли по морозному городу, огибая невысокие здания, слушая рёв пролетающих мимо машин. Солнце уже садилось за горизонт, и небо окрасилось в приятный розовый цвет. Облака неспешно плыли над нами, в вышине кричали птицы.

– Вот это здание было построено в начале восемнадцатого века, представляешь? – Людвиг ткнул пальцем в здание с очень странной архитектурой: низкие квадратные окна на первом этаже, высокие на последующих. На фасаде были барельефы колон и античных статуй и золотых элементов декора. Всё это выглядело так цветасто и уродливо, что на фоне остальной части города он выглядел архитектурным инвалидом.