Тьере Рауш - О сломанных людях и зверях, бродящих в темноте

Едва он увидел содержимое, как разрыдался. Остальные пассажиры с сожалением смотрели, на паренька, шмыгающего носом и вытирающего слезы рукавами толстовки. Юнас негромко мяукнул, запрыгнул к Иво на колени, свалив на пол часть содержимого, и принялся вылизывать щеки юноши своим шершавым языком. Иво продолжал плакать, поглаживая кота. Перед Иво лежал скетч-бук, в котором он часто рисовал различные картинки. Особенно ему нравилось изображать птиц. В свертке были и старые кисти, несколько карандашей, с которыми он никогда не расставался, ошейник Юнаса, пара кошачьих игрушек и… дедушкины любимые сигареты. У Иво защемило где-то в области груди. Была еще записка, от которой Иво чуть не завыл.

«Иво, я очень тебя люблю. Прости нас с мамой за то, что мы часто ругались. Передай дедушке привет, если увидишься с ним.»

Иво закрыл глаз, перевел дыхание.

«Пожалуйста, встреть меня, когда я умру.»

Папин почерк. Юноша замер. Записка очень быстро намокла от слез. Значит, похороны уже прошли. Дрожащими руками Иво надел на кота ошейник темно-коричневого цвета с табличкой, на которой значилось его имя и адрес дома, где он жил.

Иво нестерпимо захотелось обратно. Только бы на минуточку увидеться с мамой, убедиться, что с ней все хорошо. Посидеть с папой вечером на веранде после ужина или сыграть в приставку. Да он бы вернулся к учебе, закрыл все хвосты в университете. Иво пролистал скетч-бук, задержавшись на странице, где нарисовал чудесную Майю, которая училась с ним на одном курсе. И почему не хватило смелости пригласить ее на свидание? Ведь это так просто!

Теперь просто.

К юноше подошел проводник.

– Скоро ваша станция, – вполголоса сказал он. Иво выглянул в окно. Пока он разглядывал сверток, сосновый бор сменился смутно знакомым пейзажем. Вдалеке показалось море, где на побережье стоял дом. Юноша прижался к стеклу, расплывшись в счастливой улыбке. Сердце стучало невыносимо громко.

На станции его встречал дедушка. Иво подхватил на руки кота, второпях собрал все мелочи из багажа, бросился к тамбуру, выскочил на перрон. С радостным воплем он подбежал к дедушке, обнял его так крепко, как только мог. Пожилой мужчина расхохотался, расцеловал внука, изумившись тому, что Иво стал очень высоким с их последней встречи. Иво тогда едва стукнуло десять. Дедушка уже почти ничего не видел и не мог ходить, а теперь он был полон сил, даже помолодел. От него пахло мылом, терпким одеколоном, морской солью. Тот самый родной запах, который не выветрился из памяти Иво даже за много лет. Так пахли все письма, которые приходили от дедушки.

– А ты тут как оказался? – с удивлением спросил дедушка у кота, который с интересом к нему принюхивался. Юнас видел его впервые, но это не помешало опереться лапками ему на плечи, обнюхать лицо и потереться о бороду. Дедушка снова рассмеялся, ласково погладил кота по голове. Иво обернулся на вагон. Проводник смотрел из окна, улыбался. Юноша махнул ему рукой, тот махнул в ответ.

Поезд тронулся.

За стеной кто-то громко закричал, я вздрогнул и проснулся. Горела лампа, очки съехали на кончик носа, книжка валяется на полу. Следом за криком последовал глухой удар, будто что-то бросили на пол. И снова вопль.

В углу у окна, забравшись под полупрозрачные занавески, согнувшись в три погибели, сидел Пиявка.

– Ты опять этого старого алкаша донимал? – поинтересовался я, сев на кровати, пытаясь сообразить который сейчас час. Приплюснутая морда, как у нетопыря, осторожно выглянула из-за занавески. Сосед продолжал орать.

– Вроде же договорились, что соседей справа и слева ты не трогаешь, – я откинул одеяло, потер глаза, свесил ноги с кровати. Пиявка выбрался из-за занавесок, хлопая своими огромными зелеными глазами, которые в темноте светились, как у кошки.

– Да я ж маленько, – ответил он мне словами того самого алкаша, который сейчас метался за стенкой. Вообще Пиявка мало разговаривал, однако со мной почему-то мог выдавить из себя пару фраз, которых набрался от людей, живущих в нашем доме.

«Да я ж маленько» обычно говорил сосед заплетающимся языком, пытаясь дойти до своей квартиры, глупо улыбаясь разгневанным бабкам у подъезда. Он цеплялся за перила, кое-как преодолевал ступеньки, иногда уставал по пути на свой этаж, присаживался отдохнуть да и засыпал. Лифт в нашем доме не работал уже полгода, потому молодые мамаши с детьми кляли его на чем свет стоит, поскольку отдыхающий сосед на их лестничных клетках или посреди лестницы мешал пройти. Мне же это напоминало лотерею – никогда не знаешь на каком именно этаже силы покинут любителя выпить. Поначалу я тоже злился, однако потом наловчился перешагивать пьяное тело так, что это стало чем-то вроде ежедневной забавы. День без перешагивания соседа-алкаша даже становился несколько пустым.