Лев Голубев-Качура - Ведьма из Никополя. Рассказы для детей и юношества

А бабушка, прыская в сухонький кулачок, всё повторяла: «Ах, ироды! Ах, ироды!»

Глава первая

…Лошади медленно поднимались на очередной взгорок. Они взмокли – на губах висела желтоватая пена. Чтобы лошадям было легче добраться до вершины, мы помогали им, как могли. Мы – это папа, мама, дядя Григорий и, конечно же, я.

Дядя Григорий – хозяин лошадей и телеги. Он весь путь беспокоился о них: старался всеми способами облегчить им дорогу, садился в телегу только на равнине или на спуске с очередного подъёма.

Я сидел в телеге на наших вещах, и хворостиной подгонял левую, пристяжную лошадь. Она поворачивала голову в мою сторону, косила на меня фиолетовым глазом, когда я замахивался на неё, но шагу не прибавляла. По-видимому, она не считала меня, а тем более мою хворостину, серьёзной угрозой для себя.

Папа с мамой подталкивали телегу сзади.

Дорога, вся в ухабах, с глубокой колеёй размокшей после первых весенних дождей, была настолько тяжела, что даже я, несмышлёныш, это понимал.

Поэтому, после каждого трудного подъёма останавливали лошадей, и давали им отдохнуть.

Дядя Григорий забрал нас с железнодорожной станции сегодня утром, часов в восемь, а сейчас было четыре часа пополудни, так сказал папа, посмотрев на циферблат своих командирских часов.

Солнце всё ещё было высоко над головами, но жары не было.

Мошка вилась над лошадьми и тихонько звенела.

Лошади, отдыхая, помахивали хвостами, и прядали ушами, отгоняя мошку.

Вокруг, почти вплотную к дороге, примыкал лес – дубы, вязы, а кое-где проглядывали ели с их вечно зелеными иголками. В лесу сумрачно и сыро. Оттуда доносился запах прели, и изредка одинокое кукование кукушки.

Окружающее, не смотря на ясный солнечный день, навевало тоску и боязнь чего-то неизвестного, поднимало из глубины души какое-то томление, скорее всего страх.

Я боялся! Правда, боялся!

Шёл послевоенный 1946 год. Мы находились в самом сердце Западной Украины, и вокруг нас стоял вековечный лес – какой-то притихший, настороженный.

Мы добирались до нового места жительства, и до нового места работы папы.

Мама долго сопротивлялась переезду сразу всей семьёй, но папа сумел её уговорить, и она, поплакав, согласилась.

Моё мнение, конечно, в расчёт не принималось – что может предложить семилетний мальчишка, не имеющий жизненного опыта и знаний об окружающем его мире.

Так мы оказались здесь, на этой лесной дороге, в этом хмуром, неприветливом лесу.

Дядя Григорий – малоразговорчивый украинец, обутый в солдатские сапоги и выцветшую, когда-то, по-видимому, зелёного цвета фуфайку военного образца – был среднего роста, сухощав и очень подвижен. Он без устали, попыхивая дымком козьей ножки – то шагал рядом с телегой, то кормил и поил лошадей, то бегал за хворостом для костра вовремя остановок на отдых.

Смотря на него, мне казалось, что он даже спит не в постели, а как породистая лошадка, на ногах. Местный житель – он хорошо знал округу и живущих здесь людей, имел большое количество знакомых и друзей. Хмурый с виду – это был добрейшей души человек.

В этом я убедился за время нашего нелёгкого пути по лесной дороге. А потом, в разговорах у костерка, мы постепенно узнали и кое-что из его жизни:

Он воевал. За время войны был дважды ранен и оба раза легко. Повезло, сказал он смущённо, и начал подкладывать ветки в костёр. За оба ранения я получил две жёлтые нашивки и медаль «За отвагу».

Всякого насмотрелся, продолжал он рассказывать, даже страх испытывал, особенно, когда нужно было вылазить из окопа и идти в атаку.

Вокруг пули посвистывают, мины разрываются – вот тут-то, закроешь глаза, прочтёшь молитву, иии… с Божьей помощью вперёд, в атаку. Даа… всяко бывало. Есть о чём вспомнить за свою военную жизнь…

А хотите, я вам один случай расскажу, предложил он нам. Тут разговор про атаки и марш-броски не пойдёт. Скажу прямо, как случившееся назвать, сам до сих пор не решил, но никогда, до самой смерти, события произошедшие со мной в тот день не забуду.

– Хочу, хочу! – быстро проговорил я, и даже привстал от нетерпения.

А папа с мамой лишь молчаливо покивали головами. Наверное, тоже хотели послушать рассказ.

Хотите, верьте, хотите – нет, начал он тихим голосом, помешивая деревянной ложкой в котелке, и пробуя варево на «соль», но такой, значит, со мной случай приключился…