Олег Бондарь - Врата в преисподнюю

Я присмотрелся и увидел потускневший, высеченный, вероятно, в древние времена знак солнца: точку посредине и расходящиеся от него линии-лучи. Такие, какими их изображают в своих рисунках маленькие дети.

— Ничего особенного, — успокоил Таню. — Всего лишь один из знаков пиктографического письма, оставленный нам в назидание далекими предками. Здесь таких много. Нужно только искать. Они стерлись от времени, вода и ветер сделали свое дело. Но, при разном освещении, если смотреть под углом, некоторые из таких знаков можно увидеть вполне отчетливо…

— Что-то же он обозначает?

— Конечно. Только, вряд ли нам суждено разгадать его тысячелетнюю тайну. А об истории с исчезнувшим стариком он и подавно ничего не расскажет…

Таня продолжала недоверчиво ощупывать таинственный знак. Лишь убедившись, что он не является волшебным "сезамом", способным разомкнуть скалу, она согласилась спуститься вниз.

Нам почти удалось убедить себя, что мы стали жертвами галлюцинации. Видят же путешественники миражи в пустынях, что же мешает подобным видениям иногда появляться и у нас?

У автомобиля меня ожидало еще одно неприятное открытие, ставившее большой жирный крест на всех наших умоуспокоительных доводах. На запотевшем лобовом стекле я увидел нарисованный точно такой же знак солнца, как только что найденный на скале. Под лучами небесного светила он уже начал растекаться, но общие очертания не оставляли никаких сомнений.

Дабы не вводить Татьяну в еще большее смятение, я быстро рукавом вытер страшный рисунок и заглянул в кабину.

Катя по-прежнему мирно спала и, судя по ее спокойному личику, никакие призрачные старикашки ее сон не тревожили.

Илья с Рыжей появились около десяти. Солнце уже жарило вовсю, и вид у них был пляжный. Да и настроение — ничего…

Оба казались довольными жизнью, что мне очень и очень не понравилось. Я почувствовал даже нечто вроде ревности, однако, вовремя сообразил, что Рыжая ничем мне не обязана, как, впрочем, и я ей.

Перемены в поведении Ильи были настолько разительными, что сразу бросались в глаза. Несмотря на относительную трезвость, вел он себя естественно, раскованно, что уже само по себе говорило о многом. По-видимому, извечная борьба самки за обладание самцом, увенчалась успехом. Можно было только порадоваться за друга, да и за Рыжую тоже, так как она вся искрилась от счастья.

На Рыжей была короткая светлая юбчонка и красный лифчик от купальника. Ее соломенного цвета волосы украшал искусно сплетенный венок из одуванчиков. Илья блистал обнаженным торсом, уже изрядно загоревшим. В руках он держал громадную парусиновую сумку из тех, с которыми отечественные челноки совершают вояжи за товаром.

— И где вас носило? — спросил я, лишь только они приблизились.

— Понимаешь, Андрюха, нужно было немного продуктов подзапасти. Вот мы и сгоняли ко мне домой…

— Все было так здорово! — восхищалась Рыжая. — Представляешь, мы топали пешком до самой деревни. Ух, как далеко…

— Представляю… — Я старался говорить спокойно, только гадкий червь все же точил изнутри и иногда голос предательски вздрагивал. — Чем порадуете? — перевел внимание на сумку.

С утра мы выпили лишь кофе, и голод давал о себе знать.

— Картошечка, масло, сало, сметана, творожок, хлеб свежий, мать только испекла, ну и…

— Вот-вот… С этого следовало и начинать… — оживился я.

Утреннее приключение настойчиво требовало допинга для укрепления нервной системы.

Илья с опаской покосился на вершину пирамиды и лишь, убедившись, что девчонкам не до нас, достал из сумки пластиковую бутылку.

Как это не странно, Рыжая отказалась составить нам компанию. Вероятно, она начала формировать положительный имидж в глазах нового кавалера. А это означало, что Илья прочно угодил в искусно расставленные сети.

"Финит а ля…", как говорят наши друзья макаронники…

Илья налил самогон в стаканчики, мы, молча, выпили и закусили еще теплой коркой свежеиспеченного хлеба.

— А ты делаешь успехи…

Я покосился на Рыжую, которая, оставив нас одних, примостилась на камне и беззаботно плескала ногами в воде.

— Классная девчонка!

— Еще бы…

Илья снова налил, мы заговорщицки, словно по команде, взглянули наверх и быстро осушили стаканчики.

— Все, баста! Прячь бутылку!

Таня с Катей уже спустились и направлялись к нам.

После бурных утренних событий мы с Таней почему-то избегали оставаться наедине. Желание было обоюдным. Мы старались ничем не выдавать его, но оно само проскальзывало в словах, движениях. Нам нужно было время, чтобы все хорошенько осмыслить. А потому, пока они с Катей чем-то там занимались, вероятно, научными исследованиями, я мирно прохлаждался в тени возле автомобиля.