Олег Бондарь - Врата в преисподнюю

Татьяна долго еще говорила о языческих обрядах и, должен заметить, получалось у нее интересно. Даже девчонки не скучали, слушали затаив дыхание. Опомнилась Таня лишь когда стало совсем темно.

— Я думаю, никто не возражает против ночевки? — спросила она.

— Если бы знать заранее, я бы палатку прихватил, — сокрушился Илья.

— У меня есть палатка и пара спальных мешков. Для вас с Андреем, а мы уж как-нибудь в машине поместимся.

— Мать не будет волноваться? — спросил у Ильи.

— А че ей? Она ведь знает, что я с вами.

На том и решили.

Палатка была двухместной из тонкой, почти невесомой, ткани, непривычной куполообразной формы. Если бы не помощь Татьяны, мы бы с Ильей с ней не справились. Мой последний опыт с туристским атрибутом относился к далеким студенческим годам, когда вместе с однокурсниками иногда устраивали вылазки на природу.

Несмотря на внешнюю невзрачность, палатка оказалась довольно вместительной.

— Ха. Да мы здесь все прекрасно поместимся!

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Татьяна. — Если собираешься уговаривать, мол, так теплее будет, можешь зря не стараться…

— Почему? — пьяно захихикала Рыжая. — Устроим легкий перепихончик…

— Думаю, никто ничего против группен-секса не имеет?

Катька взвизгнула от восторга, Илья застенчиво промолчал.

— Боюсь, Танюша, если ты не поменяешь своих взглядов на жизнь, тебе придется спать в машине одной…

Похоже, я перегнул палку.

Таня сникла, нахмурилась, словно туча на лицо нашла, молча собрала посуду и отправилась к реке. Мне бы пойти вслед за ней, извиниться, только на меня снова что-то нашло.

Подумаешь, интеллигенточка выискалась. Уже и сказать ничего нельзя.

Пошутил, а она надулась.

И едва не рассмеялся, вспомнив пошлый каламбур о беременной женщине: "С ней пошутили, а она надулась…"

Проснулся я перед рассветом. Было еще темно. В бездонном небе искрились яркие звезды, но, казалось, сама природа нашептывала, что не долго осталось царствовать тьме и очень скоро на смену ей придет ласковый погожий день.

В распахнутую палатку проникал прохладный воздух, вокруг — тишина. Та тишина, какую можно ощутить только в последние предрассветные мгновения. Лишь очень редко ее нарушал пугливый всплеск воды или иной непроизвольный звук, который, едва раздавшись, тотчас терялся в безраздельно властвующей тиши. Даже лягушки, затеявшие вечером неимоверный галдеж, не решались нарушить воцарившийся покой.

В палатке кроме меня никого не было, что казалось странным и непонятным.

Утренняя прохлада вместе с надвигающейся сыростью тумана уже начали уверенно диктовать свои права. Поежившись, я чиркнул зажигалкой и подкурил сигарету. Стрелки часов показывали половину пятого. В свете крохотного огонька я увидел, что лежу на кое-как расстеленном спальном мешке. По-видимому, вечером не нашлось сил, чтобы упаковаться в него.

Воспоминания о вечере пробудили смутные неприятные ассоциации и я, дабы не ломать понапрасну голову, поспешил отогнать их прочь. Вот тогда-то и забилась паническая мысль: почему я один, и куда подевались все остальные?

Легкие облачка тумана уже начали скапливаться на дне долины. Воздух утратил ночную прозрачность. На смену черным ночным тонам все настойчивее надвигались серые. Звезды уже не были яркими и отчетливыми. Желтоватое мерцание поглощалось молочной бледностью, да и само небо, уступая безликой серости, больше не казалось бездонно глубоким. С каждой минутой оно опускалось ниже и кое-где оказалось напрочь связанным с землей клубящейся белесой дымкой.

Трава была мокрой и холодной, как будто недавно прошел дождь. Мои кроссовки промокли насквозь и неприятно чавкали при каждом шаге.

Содрогаясь от холода, я приблизился к едва различимому силуэту автомобиля и заглянул в приоткрытое окно. Разглядеть, что находится в темном салоне, было невозможно. Тогда я просунул внутрь руку с зажигалкой и присветил.

На разложенных сидениях, укутавшись в байковое одеяло, мирно похрапывала невеста фермера. Больше в автомобиле никого не было…

После такого открытия вполне понятная тревога завладела моим рассудком. Мысли в полнейшем беспорядке забились об черепную коробку. На некоторое время я даже забыл о холоде.

Я не мог сообразить, куда подевались мои друзья, и всякие предположения, одно нелепее другого, роем зажужжали в голове.

Сначала я подумал, что сошел с ума, затем, как бы подтверждая это, фантазия начала рисовать жуткие картинки о страшных чудовищах, якобы обитающих здесь, которые, воспользовавшись нашей беззаботностью, под покровом ночи набросились на спящих спутников и сожрали их.