Юн Линдквист - Химмельстранд. Место первое

Изабелле, конечно, повезло, что она увидела Молли за стеклом: иначе как бы она объяснила требование открыть туннель? Откуда ей знать, что девочка в туннеле?

И надо же – есть правило: туннель проверяют перед закрытием. И свет не гасят. Несколько нелепых совпадений – временный охранник, так называемый летний викарий, нечетко знающий правила, и еще что-то там с щитком предохранителей. И еще более ошеломляющее совпадение – подумайте только! Ее ребенка похитили как раз в тот день, когда мало того что туннель не проверили, еще и случилась обесточка.

Вся эта цепочка случайностей и привела к тому, что Молли провела почти два часа в темном, наглухо запертом туннеле.

Что девочка чувствовала, что передумала – Изабелла так никогда и не узнала. Но ее истерики и вспышки ярости с тех пор прошли. Как рукой сняло – беспричинные скандалы прекратились.

Петер, приехав со сборов, удивился – какие перемены к лучшему! Ее не узнать!

Перемены – да, но к лучшему ли? Уверенности не было. Конечно, приятно выспаться как следует ночью, но далеко не так приятно проснуться и увидеть, что Молли стоит у твоей кровати и смотрит все тем же странным, немигающим взглядом, каким смотрела из-за дверей туннеля. Конечно, замечательно, что она не липнет к ноге часами… но странно и беспокойно, что вместо этого она забирается в гардероб, сидит там часами и что-то бормочет. Постепенно прошло и это; она стала похожа на других детей… похожа, но не совсем. В ней было какое-то неестественное, пугающее спокойствие, и это спокойствие обеспечивало ей роль безусловного командира среди четырех-пятилеток. Они послушно выполняли все ее приказания. Если бы она велела им есть гравий, они бы покорно набивали рот камнями.

В пучке осталось только пять вешек. Стефан остановил машину. Посмотрел на Эмиля, но тот покачал головой и молча протянул вешки отцу.

– Что с тобой, малыш? Молчишь и молчишь, как в рот воды набрал.

– Ничего.

– Хочешь выйти и поставить вешку?

Мальчик молча помотал головой.

Эмиль не хочет ставить вешки. Он вообще не хочет выходить из машины, пока они не вернутся в лагерь. Там, снаружи, опасно. Может быть, и в машине не совсем безопасно, но все равно спокойнее.

А когда вернутся? Что делать дальше?

Мама наверняка уже обнаружила, что они с Молли сделали с газовым шлангом. Наверное, это очень плохой поступок. Эмиль не очень понимает, почему такой уж плохой, но ясно чувствует: мама рассердится. Именно поэтому он напросился поехать с папой.

Молли отрезала шланг у себя и заставила Эмиля сделать то же самое в папином кемпере. Зачем он это сделал? Знал же – ничего хорошего… лучше об этом не думать.

Эмиль достал с заднего сиденья бинокль, накинул ремень на шею и поднял к глазам. Очень дорогой бинокль, специально для наблюдения за птицами. Папа говорит, это самая дорогая штука из всех, что у него есть. Если еще ко всему прочему и бинокль сломать – будет настоящая катастрофа.

Покрутил, как учил папа, колесико наводки на резкость. Только не на что наводить – все одинаково зеленое и голубое.

Или?

Очень медленно, по миллиметру, Эмиль покрутил колесико, пока фигура не стала более или менее четкой.

– Папа! Папа!

Папа заглянул в открытое окно.

– Что?

– Там, смотри!

Эмиль двумя руками осторожно – все-таки через окно, не из рук в руки, как бы не уронить – передал бинокль отцу. Тот взял бинокль и недоверчиво посмотрел на сына.

– Там человек!

Стефан улыбнулся и приложил бинокль к глазам, а Эмиль, чуть не подпрыгивая от нетерпения, дирижировал.

– Вон там! Нет, не там! Ты посмотри, куда я показываю!

Невооруженным глазом почти ничего не видно. То ли кажется, то ли и в самом деле микроскопическая точка на горизонте.

Но теперь и папа увидел. Если бы не увидел, не застыл бы с биноклем в руке, как в игре «замри».

Эмиль положил подбородок на раму окна и ждал, что скажет отец.

Папа опустил бинокль и сделал что-то непостижимое. Он бросил бинокль на заднее сиденье. Даже не бросил, а швырнул .

Рывком открыл дверь, сел за руль и развернул машину.

– Ты видел? Это кто такой?

– Ничего я не видел. Мы едем домой.

– Как? – У Эмиля в голосе зазвенели слезы. – Там же кто-то был! Ты же сам видел!

Эмиль повернулся было за биноклем, но отец сжал его руку так сильно, что рука онемела. Первый раз в жизни. Папа никогда так не делал.

– Оставь бинокль в покое, – хрипло сказал папа и двинулся вдоль вешек в обратный путь.