Игорь Верещенский - Империя Independent

Одновременно с ним взвыл и Хомяк. Ситуация явно выходила из-под контроля; Пашка опасался, как бы крик не услышали снаружи. Да и сам он струхнул – всё-таки от детского возраста он ушёл недалеко. Пропустив в дверь ревущего Белку, они втроём бросились к выходу через коридор второго этажа.. Пашка долго возился с ключами, и полегчало ему лишь когда дверь была заперта, а внутри остался один несчастный сторож да мухи.

Хомяк с Белкой улепётывали что было сил. Пашка быстро нагнал их:

– Стоять!

Но те и думать про него забыли. Выбравшись за калитку, Павел схватил их обоих за шиворот и хорошенечко встряхнул. Были они уже за детской площадкой у трансформаторной будки, за которой частенько квасили бомжи и на которой красовался примитивный портрет Цоя. А однажды они нашли там среди бутылок и пакетов дохлую кошку и потом долго ходили на неё смотреть, наблюдая, как она разлагается.

– Стоять! Пошли сюда, придурки… – Пашка затащил их за будку, отдышался. На Белку было страшно смотреть: подбородок распух и выглядел как огромная красная кочка на его аккуратном миниатюрном личике. – Вы мужики или нет? – Призывал Павел, но похоже его авторитет ввиду случившегося сильно пострадал. Нужно было сделать что-то весомое.

– Я язык… я откусил язык! – Прошамкал Белка, показывая кровавые зубы.

– Не неси чушь! Если бы ты откусил язык, ты бы не смог говорить.

– Что теперь с нами будет? Я не хочу в тюрьму! – Поднывал Хомяк.

– Никто тебя… нас в тюрьму не посадит! Если вы прекратите ныть и возьмёте себя в руки. Никто ничего же не видел и не знает, кроме нас троих. И потому мы теперь с вами заодно.

– Он схватил меня! Ты видел? За ногу!

– Это был… просто рефлекс. Остаточный рефлекс мышц, такое бывает.

– Надо… позвонить в скорую! – Спохватился Хомяк и начал искать свой телефон.

– Слушай! Никто никуда звонить не будет. Уже поздно всё равно. Так…

Павел подобрал с земли осколок стекла. Из-за этих малолеток ещё калечить себя придётся! Но что поделать… надеясь про себя, что на осколке не окажется никакой заразы, он вытер его футболкой и провёл острым краем себе по ладони.

– Семён! Давай руку.

– Ты что? Не… не нужно…

– Давай!

Со слезами на глазах Хомяк протянул пухлую, влажную руку, и взвыл от боли, когда пот смешался с кровью.

– Денис, теперь ты!

Белка тоже протянул дрожащую ладонь.

– А теперь, – сказал Пашка, отбросив осколок, – давайте ваши руки сюда.

Их руки слились в кровавом рукопожатии. В союзе, который должен был обеспечить единство и тайну. По крайней мере, Павел очень на это рассчитывал; хотя бы пока он не придумает что делать дальше.

– Теперь мы вместе. Мы – заодно, мы – команда! Где нет и не может быть предателей, – завершил он ритуал. – Жду вас завтра в то же время на площадке. А сейчас – по домам!

Тыльной стороной ладони Хомяк вытер лоб, однако кровь всё равно слегка попала. Выглядело это забавно.

– Завтра? Зачем завтра?

– Мы должны завершить начатое. Всё! До завтра! – И он быстрым шагом направился к дому во избежание дальнейших вопросов, ответы на которые и сам не знал. Ребята проводили его недоумевающим взглядом.

– Ладно, пошли. Ого, меня небось мама заждалась! – Хомяк с ужасом глянул на часы. – Дэн, отдай мои очки!

Очки Хомяка до сих пор были в кулаке у Белки. Он и забыл про них. А когда разжал руку, оправа оказалась погнута – так сильно её сжимали. Не пострадав при падении, очки стали жертвой ребяческого страха.

– Ну спасибо! Как я теперь в них буду ходить? – Хомяк возмущённо водрузил их на нос, и сидели они криво, съехав на левую сторону.

– Ты теперь похож на Георгия Афанасьевича, – заметил Денис. – У него тоже кривые очки были…

– Не напоминай! Ты придёшь завтра?

– А ты?

– Не знаю. Я подумаю…

Быстрым шагом пересекая детскую площадку, Павел не глядел по сторонам, хотя обычно всегда осматривался, придумывая, чем бы себя занять. Теперь же занятие нашлось, и надолго. Здание школы мрачной, тёмной глыбой возвышалось впереди, и внутри него одиноко лежал на полу мёртвый сторож. Нельзя, нельзя никому говорить! Ни «скорой», ни полиции… что они увидят, войдя туда? Свисающего с потолка «висельника» и труп старика рядом… очевидно же, что это злая, неудавшаяся шутка. И подозрение падёт на них – последних, кто бывал в школе. И особенно на него – благодаря своей репутации, которую он сам же и создал. И которая ему, в принципе, нравилась… до сегодняшнего дня. Хомяк и Белка… он не был в них уверен. Они могут смолчать сейчас, но, приди к ним полицейский, выложат всё тут же. Белка ещё не сразу… а этот увалень уж точно. Вот так легко недалёкая шутка может обернуться серьёзной проблемой!