Эльсан Алари - Ландыш на крови. В тебе нет огня, нет чистого побуждения. В тебе лишь пустота

– Я устал, – повторял он раз за разом, глядя в лицо матери, которая иногда приходила проведать его, – понимаешь? Я устал сильно.

Мать молчала и трепала его за волосы, шептала слова утешения и обещала поговорить с отцом на эту тему. Затем торопливо спускалась по лестнице, садилась в белый PorscheCayenneи уезжала по своим делам, оставляя сына наедине с тревожными мыслями.

– Отнимать здоровый сон могут только крысы, – ворчал Браницкий, приподнимая голову с парты. – Сдохните! Ненавижу вас!

Он проигнорировал вопрос преподавателя по экономической теории и вновь попытался заснуть. Стоило ему прикрыть глаза, как сознание его померкло, и Александра затянуло в водоворот беспамятства.

На этот раз сон был удивительно ярким. Он стоял на каменной мостовой, чувствуя холод босыми ступнями; над головой клубились грозовые тучи, угрожающе сверкали молнии, сопровождаемые отдаленным грохотом. Сильный ветер доносил крики черных птиц, паривших над головой Браницкого. Сквозь толщу тумана проступали массивные очертания горных склонов, тонувших в голубоватом лесу.

Обернувшись, Александр увидел слепого метрах в десяти от себя, он стоял вполоборота к нему.

– Эй! – крикнул Браницкий, подбегая к нему.

Но тот лишь молча развернулся и зашагал в сторону города, который Браницкий почему-то заметил только сейчас.

По виду его очертания имели отдаленное сходство с античными кварталами в Афинах или же напоминали размашистый пейзаж абхазской деревушки, но в то же время архитектура была крайне своеобразна. Большинство построек глиняные, лишенные оконных проемов, отделенные невысокими стенами дворики с цветущей зеленью выглядели уютно и гостеприимно. Системности здесь не наблюдалось; хаотично разбросанные дома, то теснились у края извилистой грунтовой дороги, то отдалились от нее на добрые двадцать метров. Людей не было совсем, возникало ощущение, что они разом покинули дома и улицы, побросав незаконченные дела. Где-то кудахтали беспокойные куры, блеяли овцы: в одном дворе Браницкий заметил накрытый стол, сервированный керамической посудой. Оттуда исходил запах жареной на огне баранины и ни с чем не сравнимый аромат свежеиспеченного хлеба.

– Ну и? – Саша подбежал к слепому, – объясни, что это значит? Где мы?

Слепой предпочел проигнорировать вопрос Браницкого и продолжил свой путь в сторону центральной части города, Александру же не оставалось иного выбора, как последовать за ним. По мере продвижения строения делались выше и богаче, дорога расширялась, обретая твердое мощеное покрытие из странного светлого камня. Браницкий заметил, что все это время они идут явно в гору, причем наклон земли был весьма значительным, до такой степени, что кое-где приходилось подниматься по редким ступеням. На ум Александру пришла неожиданная догадка, которую он решил проверить; найдя глазами довольно высокий выступ в стене, он не без труда поставил туда ногу и вскарабкался на широкое ограждение, усевшись на него верхом.

Немного с опаской он посмотрел вдаль, в сторону того места, где начинался их путь. Там, на окраинах старого города, далеко за горными хребтами, пространство меркло и размывалось, точно также как и в предыдущих снах Саши. Невидимые мутные щиты запредельной высоты загораживали линию горизонта, делая невозможным увидеть то, что находилось за ними. Он огляделся вокруг, так или иначе, проклятые стекла были видны повсюду.

– Пресвятая Богородица…, – прошептал Браницкий себе под нос, – я, конечно, атеист, но это явная чертовщина, никогда не мог представить, что такое возможно.

Неприятный холодок пробежал по спине, увиденное не поддавалось словесному или письменному описанию. Нечто ужасающе-древнее и загадочное грезилось ему в этих расплывчатых массах. Тьма горела проклятым первобытным огнем, чем дольше он вглядывался в пламенные завихрения, тем больше подступали незнакомые прежде чувства, не принадлежавшие ему.

Он потряс головой, сгоняя морок, и попытался найти слепого. Тот стоял на том же месте, не двигаясь, явно дожидаясь Браницкого. Саша слез со стены и подошел к нему почти вплотную.

– Может ты, все-таки, соизволишь ответить, какого хрена здесь происходит?

Слепой что-то пробормотал на неизвестном наречии, улыбнулся и продолжил свой путь, делая вид, что не замечает разъяренного попутчика.

– Охренеть, – только и мог выдавить из себя Браницкий, разглядывая огромную толпу, поджидавшую их на центральной городской площади, – так вот вы где!