Юлия Нифонтова - Шиза

– Дедушка, а ваша бабушка уже давно ушла! – не оставил без внимания его порыв Цесарский. – Диду, а ты можешь ещё при этом быстро-быстро скороговорку говорить – задумал дебил бодибилдингом подбодриться?

Не обращая внимания на училищного шута, Тарас Григорьевич, играя мускулами, направился к турнику:

– В здоровом теле – здоровый дух! – как бы между прочим бросил он тощему, сутулому Цесарскому. Однако ни от кого не утаилась нотка назидательного злорадства. Брезгливо зажав нос пальцами, Цесарский гундосо парировал:

– Ф-фу, а от дедули дух… здоровый!

Презрев оппонента, Тарас Григорьевич по-молодецки взлетел на турник и стал выделывать номера армейской акробатики. Но, когда завис вниз головой, вдруг, от его лысого темени, подобно распахнувшейся дверце, отделился чуб, скорлупкой прикрывающий голый череп. Каждое утро Тарас Григорьевич старательно маскировал лысину, мастерски укладывая длинные пряди и цементируя их лаком сверхсильной фиксации. Кое-кто смущённо потупился. Но для Мишки этот конфуз стал очередным триумфом над Тарасом Григорьевичем:

– И вот открылась она – голая правда! Стариканы-маразматики, вперёд! Вступайте в партию пенсионеров-физкультурников! Вы станете похожи на секс-символ нашего времени голую коленку Гоши Куценко! – призывно провозгласил Цесарский, указывая энергичным ленинским жестом на странности причёски Тараса Григорьевича.

Взбешённый, с пунцовыми пятнами, Тарас Григорьевич пружинисто соскочил с турника и угрожающе двинулся на Цесарского:

– Ну, гадёныш, послушай теперь моё слово!

– Твоё слово будет в Доме престарелых после клизмы!

Дальше следовала уже знакомая игра в догоняшки, только теперь спортивный вариант – не по узким коридорам училища, а, как положено, по беговым дорожкам.

После урока физкультуры Янка хотела было по-привычке пожалеть себя, но тут же застыдилась, вспомнив тяжкую долюшку «самого старого старосты».

Мефистофель:

Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла

Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст»

Вернувшись домой, Янка первым делом надела перстень с мерцающим камнем. Вместе с приятной тяжестью на пальце её окутало спокойствие и уверенность, их так не хватало в последнее время. Как и предполагалось, бабушкин подарок долгое время оставался не замеченным. Лишь на днях, мама Ира, наконец, поинтересовалась: «Откуда у тебя такое кольцо?» Подготовленный загодя ответ, что это дешёвая бижутерия, вполне её удовлетворил. Странно, но с появлением перстня Янке как будто стало легче: мать чаще оставляла её в покое – переключившись на общение с телефоном, сменив придирки на сплетни и жалобы. Ещё раз полюбовавшись бирюзовыми искорками внутри таинственного самоцвета, Янка спрятала кольцо под подушку.

Сегодня выдался редкий случай насладиться одиночеством. Она очень любила такие вечера, без суеты и надоевшего зудения: «Я тебе, засранка, жизнь подарила, а ты сапоги свои чёртовы по всему коридору раскидываешь!»

Девушка долго блаженствовала в горячей ванне, которую в отсутствии надзора можно было от души наполнять душистой солью и пеной, без окриков и замечаний густо-густо намазаться кремом, допоздна смотреть телевизор и сколько угодно читать в постели. Янка не торопилась, как раньше, пользоваться выхваченными у жизни льготами, а неподвижно лежала на своей кровати, распаренная и обессиленная, желая только спокойствия и тишины.

Как будто в угоду её желаниям, само собой выключилось радио. Раритетная по нынешним времена говорящая коробочка настойчиво сохранялась мамой Ирой в память о бабушке. Надо заметить, в последнее время радиоточка совершенно не реагировала на включение и регулировала рабочий режим по собственному усмотрению.

Об отце уже несколько месяцев не было ни слуху, ни духу. Янка понимала, что его жизнь с матерью не сложилась. Да и никто на свете не смог бы вытерпеть постоянные скандалы и мелочные придирки. Но как он мог бросить её – единственную дочь, не оставив даже записки?! В минуты, когда тоска становилась нестерпимой, Янка открывала «Мастера и Маргариту» на любой странице и начинала жадно читать, пока душевная боль не уходила постепенно сама собой: «…проснувшись, Маргарита не заплакала…

– Я верую! – шептала Маргарита торжественно, – я верую! Что-то произойдёт! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле, мне послана пожизненная мука?..»